Сколько раз луна всходила над этим проклятым местом? Один раз, два, а может, десять? Больше пальцев Лэн считать и не умел. Здесь все было другое, даже воздух и вода, даже земля была иной, какой-то более твердой и мертвой. 
Его заставляли натягивать на себя какого-то странного вида шкуры животных, даже без шерсти. Они отстригли его волосы, отмыли в какой-то страшной белой комнате с холодными стенами. Они не давали ему спать днем, не давали есть, лишь кормили чем-то отвратительным, лишь пахнущим мясом, какого-то желтоватого цвета. Они заставляли сидеть его за столом – это была самая главная пытка для того, кто привык большую часть времени передвигаться почти на четвереньках.
Он был степным дитем, где была пустошь и гладь, и прятаться можно было лишь за невысокой травой, да камнями, распластавшись на пузе. Лэн отлично умел красться в ночи, припадая к земле, скаля свои длинные клыки, а потом также быстро бежать, рванув с места, как стройный гепард. А вот сидеть за столом и тем более держать в руках этот странный прибор под названием «ложка» не умел.
В тот день, когда майор Энди Грант пришел с проверкой его Надзирателя, Лэн, поскуливая, ютился на стуле, забравшись на него с ногами, и сжимал этот сложный столовый прибор в кулаке. Его «мучитель» сидел напротив, сверля ашена пристальным серым взглядом, лишь монотонно и сурово проговаривал приказ: «Ешь». Блондин до одури боялся его, этого высокого, широкоплечего человека. Чувствовал в нем еду, юлил кругами, облизываясь, но нападать не решался.
Он был мал и слаб, чтобы справляться с такой огромной добычей, а от голоса Линча бедолагу и вовсе в дрожь бросало, когда тот прикрикивал на него. Мужчина был настолько уверенным в себе, что голос его никогда не дрожал. Он говорил так, будто физической силой заставлял мальчишку проделывать тот или иной фокус. Из судорожно сжатого горла то и дело доносились сдержанные поскуливания, такие жалобные и даже жалкие.
Когда же дверь открылась, Лэн плавно «стек» на пол, бросив ложку прямо там, на деревянный настил, и скрылся за стулом, из-за деревянных ножек посматривая на вошедшего. Он глухо и тихо рычал, пока не услышал командное: «Заткнись!», но и этого хватило ненадолго. Пару секунд тишины и снова этот глухой рык, периодически срывающийся на какие-то, казалось, истерические нотки.
Блондин был животным, настоящим диким неприрученным животным из племени гиен. С детства выросши рядом с этими тотемными животными, они все привыкли подражать их голосам и имитировать их в точности. Никакого фокуса в этом не было, голосовые связки блондина были самыми обыкновенными. Ведь даже среди людей были те, кто мастерски пародировал крики животных, что уж говорить про «Маугли».
Вот и эти истерические нотки стали перерастать в нечто большее. Лэн заюлил, прячась под стол, когда его Надзиратель поднялся поприветствовать и познакомиться с майором. Только светлые глаза торчали из полумрака под столешницей. Так трусливый ашен чувствовал себя более уверенно, и его горло издавало это ни с чем несравнимое, препротивнейшее хихиканье.

Линч подошел к проверяющему, пожимая руку и представляясь под эти замогильные утробные звуки, издаваемые горлом блондина. А когда услышал ответную фамилию, чуть прищурился, будто что-то вспоминал:
- Грант? – переспросил шатен, - Не тот ли Грант, что попал в ряды счастливчиков, которые сдерживали первые натиски ашенов на этой чертовой войне? – Дэвид усмехнулся, чуть кивая головой, - Наслышан о вас и вашей смелости. Я тоже там был, но не в первых рядах… Говорят от ваших осталось только трое или четверо, Ходж, правда, до сих пор лежит в психушке, бедолага.
Мужчина еще раз кивнул, выражая взглядом свое уважение. Увидеть этих тварей воочию, воевать с ними одним из первых и остаться в живых, да еще и сохранить рассудок, когда на твоих глазах в прямом смысле слова пожирали твоих товарищей… это стоило громадного почтения. Линч на миг повернулся к столу, под которым притаился этот человек-гиена, скаля свои острые клыки на незнакомца, и ровно сказал, с легким напором, заставившим блондина мелко задрожать:
- Заткнулся. Поднял ложку и положил ее в раковину.
Ашен попятился назад, врезаясь спиной в стену, глухо урча, будто не в силах полностью прекратить эти звуки, исходящие из его нутра. Линч терпеливо повторил, усилив командность своего голоса:
- Поднял ложку. Положил ее в раковину. Еще раз повторять не буду.
Это возымело должный эффект. Лэн почти по-пластунски пополз к брошенному прибору, не отводя своего затравленного взгляда от пришедшего майора. Медленно он приблизился к вещи, подрагивая всем телом, щурясь от солнечного света, падавшего из-за занавешенных окон слабыми лучами, и подхватив ее, резко отпрянул назад, взвизгнув так гнусаво, что даже Линч поморщился. Но когда заметил зеркальное отражение своего выражения на лице Энди, усмехнулся:
- Понимаю вас, майор, отвратительные существа, - не смотря на небольшую разницу в возрасте, Дэвид все равно обращался к начальнику уважительно, - Но этот еще ничего. Трус редкостный, не думаю, что с ним будут проблемы, - он проводил взглядом Лэна, так неуверенно поднимающегося на ноги, чтобы положить ложку в железную раковину, как ему и приказали, - Привыкнете со временем… - Линч не предполагал, он утверждал. Конечно, привыкнет, как привык и он сам. Он уже воспитал одного ашена, почти сделал из него полноценного человека за два года, и передал другому Надзирателю, новенькому, а взамен получил вот это чудовище, которое снова начало ворчать.
- Я бы предложил вам коньяка, майор, но, понимаю, на службе. Может, чай?
Лэн тем временем немного осмелел. Он приблизился к мужчинам на расстояние метра, принюхиваясь как собака. Они были едой, едой, недоступной запретной едой. А он был так слаб днем, что не смог бы справиться даже с одним, не то, что с двумя. А еще на них были странные штуки из кожи, хранившие внутри пистолеты. Что это такое добрый Надзиратель показал в первый же день. Это было безумно громко, страшно, и от этого в дереве появилась большая дырка. А ведь он был куда мягче дерева!
Блондин забрался на диван, как всегда с ногами, и в кои-то веки замолчал, видимо, привыкнув к чужаку. Но своего светлого взгляда не спускал.

- Попробуем сообразить кофе, - согласно кивнул Дэвид, отходя в угол общей комнаты, которая была и гостиной, и кухней одновременно. Это было не слишком удобно с человеческой точки зрения. Тут и ботинки валяются, потому что входная дверь вела сюда же, тут же и ты сидишь ешь. Но с точки зрения военной логики, это было просто отличным планом дизайна – чем меньше закутков и темных углов, которые дают стены и лишние комнаты, тем безопаснее жить с диким зверем. А здесь все просматривалось от и до, только спальни и ванная комната были отдельными помещениями. Но это не проблема – в спальной долго не просидишь, пожрать-то захочется.
Надзиратель сделал кофе, без изысков, растворимый. Причем, пока делал напиток, ни разу не обернулся, хотя по спине можно было понять, что он довольно напряжен, а точнее, готов к любым поворотам. Линч показывал маленькому зверенышу свою уверенность, что он не боится, но в любую секунду готов был дать отпор, если его авторитет внезапно подорвется. Впрочем, многого он не ожидал от своего психологического напора. Конечно, Лэн дрожал и пресмыкался, как та самая противная гиена. Но стоило помнить, что звери эти хитрые, подлые, а главное, обладают самой сильной челюстью среди теплокровных, разгрызающих даже кости. Испытывать на себе крепость зубов блондина не хотелось, поэтому ночью Дэвид предпочитал отлеживаться за бронированной запертой дверью, лишь прикрикивая в микрофон, чтобы ашен заткнулся и спал.
На вопросы Надзиратель отвечал спокойно, потому что никаких законов не нарушал, даже физическую силу к Подопечным прикладывал редко. Больше брал влиятельностью и голосом, как профессиональный кинолог. Дай почувствовать псу, что ты сильнее него, убеди его в этом своим видом, и все получится без побоев. К тому же этот новенький Даррен был отъявленным трусом и тут же признал человека хозяином, хотя и облизывался, глядя на него.
К следующему приходу Энди изменилось немногое. Прошел месяц, но когда мужчина вошел в домик, Лэн даже как-то привычно сидел под столом, правда, теперь одетый в другую одежду, и глухо зло рычал. Надзиратель стоял поодаль, спокойным голосом повторяя команды. Только теперь уже не затем, чтобы вылез. Он приказывал, чтобы Лэн говорил на английском языке, а не вел себя, как животное:
- Что тебе не нравится? Скажи нормально. Ты знаешь язык.
Его ровный методичный голос действовал одновременно успокаивающе, но звучал твердо, чтобы ашены подчинялись. Блондин замотал головой, заурчал, издавая непонятные звуки, как актер, который готовиться к роли и разминает рот и губы для лучшей дикции. И из-под стола, о чудо, раздался удивительно мелодичный голосок, никак не вяжущийся с тем гиеньим хихиканьем, что разносилось раньше:
- Я… не хочу… есть… с ним…
В ответ раздалось шипение. На диване сидел другой ашен. Мальчишка младше возрастом, худой и растрепанный, в порванной одежде, явно в попытках стянуть ее с себя, и шипел, глядя под стол.
- Зоопарк, какой-то… - устало выдохнул Дэвид, - Перестрелять вас к чертовой матери… - пробормотал он. Уже был вечер, только начинало темнеть, но Линч не спешил покидать гостиную и запираться. Он знал, что едва дверь захлопнется, эти двое начнут драку, не терпя друг друга, как кошка с собакой.
- О, майор, добрый вечер. Вы сегодня поздно, - произнес Дэвид, когда заметил еще одного человека в своем доме. Как уж тут разорваться, и так пытался за двумя объектами сразу следить. И ведь не попросишь прийти на следующий день, это ведь его проверка, как воспитателя. Линч чуть сжал зубы, надеясь на благоразумие ашенов и на то, что они не объединяться, чувствуя приливающие силы.

Линчу майор нравился. Это был человек дела, слова, все это было написано на лице человека не столь сурового, сколько обладавшего очень пронзительным взглядом. Человек неоднозначный, которому навряд ли доверишь спину, но отчего-то вызывающий уважение. И сейчас Энди был предельно вежлив, не смотря на дурдом, творящийся в маленьком домике Надзирателя.
- Бросьте извинения, как бы мне не пришлось извиняться, - как провидец заметил Линч, хотя в голове не было и мысли о том, что он окажется прав. Его рука то и дело вздрагивала по направлению к открытой кобуре на поясе. Ситуация была достаточно напряженной, ведь ни один ашен не желал расходиться и покидать насиженные места. Развести по комнатам Дэвид их никак не мог, хотя желание запереть одного в ванной уже сверкнуло в голове. Но что эта хлипкая дверь даст? Ночью эти твари разнесут ее на щепки одним легоньким толчком.
Проще было выбрать того, кто более не приспособлен к обществу, и прострелить ему голову. А потом написать тому же Энди рапорт о том, что тот напал. Да вот досада, начальник безопасности уже был здесь, и такой фокус бы не прошел, совершенный на его глазах. Впрочем, зла на майора Линч не держал, хотя это была именно его затея, добавить Надзирателю хлопот. Это было оправдано. Лэн не доставлял хлопот, так как был откровенным трусом. Стоило лишь повысить голос, как человек-гиена с пронзительным и противнейшим хихиканьем убегал под свой любимый стол и не высовывался оттуда, пока вспышка гнева его Надзирателя не пройдет, а то и дольше.
Второй же парнишка был куда опаснее. Он молчал, только изредка шипел, когда к нему приближались, а глаза его были на удивление спокойными. В голубых глазах Даррена мужчина мог прочесть и страх, и злость, и затравленное отчаяние, а тут была пустота, будто смотришь в зеркало. Ашен, спокойный и уравновешенный, уверенный в своих силах, но продолжающий вести себя, как животное, очень сильно пугал. Он напоминал какого-то кошачьего хищника, что смотрели на людей с искренним любопытством перед тем, как ударить своей огромной когтистой лапой.
- Пока никак не продвигаются, - покачал головой Дэвид, не сводя взгляда с ашенов, - Днем все хорошо, но чем ближе вечер, тем больше головной боли. Хрен бы с ними, если на меня бы бросались, так эти твари друг друга ненавидят. Но пока потихоньку справляюсь… - Надзиратель никаких активных действий не принимал. Это значило только одно. Едва за Энди захлопнется дверь, мужчина попросту раздаст обоим на орехи, пока их сила многократно не превысила его собственную, страхом и болью загонит их по койкам, а дальше, хоть трава не расти. Скроется в своей комнате, покрикивая на обоих только через динамик.
- Мне в этот раз везет на животных, - усмехнулся Линч, а в носу противно засвербело. Он терпел до последнего, но все же организм взял свое, и мужчина чихнул, прикрывая рот рукой.
Миг… Всего лишь миг, когда Дэвид зажмурил глаза и поднял руку. Как много он на самом деле значил. Вроде бы вот! Секунда, и ты снова наготове! Но для ашена эта секунда непростительно долга. Парень, сидящий на диване, стремительной молнией скользнул, кажется, прямо по воздуху, мощным толчком сваливая Энди на пол, зажимая своим жилистым телом к полу, не позволяя достать оружия. Его клыки торчали из пасти опасными лезвиями, а глаза сверкали жаждой крови.
Ашен метил прямо в шею, чтобы рвануть жизненно важную артерию и насладиться пиршеством. А Дэвид совершил вторую ошибку, он потерял еще пару драгоценных секунд, пока потянулся за пистолетом, и только потом осознал, что тот бесполезен. Слишком активно двигались оба на полу, была огромная вероятность просто помочь своему Подопечному, прострелив Энди что-то важное. И мужчина бросился на помощь голыми руками…

Какие-то жалкие секунды, на которые обычно не обращаешь внимания в спокойной жизни… Здесь они играли большое значение. Линч уже потерял целых пять – пока тянулся за пистолетом и пока неуклюже, как и все люди, рванул вперед, наплевав на собственную опасность. Он был военным человеком. Он не думал о смерти, пока рвался в бой. Иначе бы это сгубило его еще тогда, в ту жестокую и безумно кровавую войну между ашенами и людьми.
Как издевательство над ситуацией воздух домика разрезал визгливый смех гиены, но Линч уже не обращал внимания… Впрочем, считаться с обладателем столь неприятного голоса ему пришлось в следующий же миг, когда светлая молния буквально сбила его с ног со звериным рыком, исходящим, кажется, из самой утробы ашена. Лэн рванул из-под стола в кучу малу, но не потому, что услышал чарующий аромат багровой крови, брызнувшей из плеча майора, ловко успевшего подставить оную часть тела под клыки звереныша, который сжал ее так сильно, что за тяжелым дыханием можно было слышать, как рвутся ткань и мышцы живого человека.
Причина была другой… Лэн ненавидел этого ашена. Это была его территория. Пусть он не был здесь рожден, пусть здесь нельзя было охотиться и жить так, как привык степной ашен. Это был его дом. Здесь его кормили, здесь он спал, здесь он жил. А эта тварь имела наглость охотиться на его территории! Их племя – племя гиен – было всегда безумно ревностным к тому, что касалось защите границ своих территорий. Агрессивные и безудержные в своей ярости животные загрызали всех, кто смел нарушить эти границы, а уж тем более, если чужаки пытались поесть на их земле.
Инстинкты – вот что правило этими существами. Инстинкт сейчас гласил Лэну убить чужака, защитить свой дом. Если каждый так будет охотиться здесь? То что же останется ему самому? Он налетел на ашена сверху, придавливая Энди крепче к полу, и впился в открытую шею, просто напросто вырывая кусок живой плоти из моментально завизжавшего ашена. Острые клыки пропороли тонкую кожу, разрывая важную артерию паренька… Это было особенное мастерство ашенов. Мастерство убивать одним укусом. Они не изучали высоких наук, не знали анатомии, но инстинктивно знали расположение всех крупных сосудов организма – это была их жизнь, их способность питаться и выживать.
Лицо Энди, кажется, просто залило кровью, брызнувшей во все стороны, а Лэн все не унимался. Отхаркнув кусочки плоти и крови, которую рефлекторно глотнул, он подмял под себя противника, вновь и вновь кусая его, мотая головой, как обычная собака, чтобы раны были куда обширнее. Он рычал, взвизгивал и рвал на части паренька до тех пор, пока тот не стал характерно подергиваться в смертельной агонии, когда жизнь окончательно покинула его худощавое тело.
Линч не вмешивался. Два дерущихся ашена – зрелище куда более жестокое, чем драка диких зверей, хотя бы потому, что они были так похожи на людей. И куда более опасное… Тем не менее, в разгаре этой схватки, Дэвид умудрился отпнуть ашенов с майора (чего те, кажется, даже не заметили) и вытащить пострадавшего из этой бойни не на жизнь, а насмерть.
Лэн тихо урчал. Он поднял голову. С ранее белоснежных волос густыми каплями стекала чужая кровь. В крови же было и тонкое лицо подростка. Он сделал пару шагов навстречу мужчинам, принюхиваясь и облизываясь. Запах человеческой крови его пленил, заставлял подрагивать от предвкушения пищи.
- Лэн! – рявкнул Дэвид, пристально глядя на этого мальчика, будто из фильма ужасов вылезшего, - Съебнул в ванную! – сейчас было не до церемоний и не до отслеживания своего лексикона. Тем более, на блондина это подействовало мигом. Кушать, конечно, хотелось, но страх перед мистическими «пиздюлями», которые Дэвид ему сулил сейчас голосом и взглядом, пересиливал. Тихо взвизгнув, ашен скользнул в ванную комнату, забираясь туда и дрожа.
- Твою же мать… - со вкусом воскликнул Дэвид, помогая майору подняться на ноги и глядя на истерзанное до невероятия тело парнишки, все еще странно подрагивающего, как дохлое насекомое, на которого наступили, - Пойдемте, майор, я провожу вас в больницу… - Линч достал пистолет сразу, чтобы размозжить голову каждому зверенышу, что рванул бы навстречу запаху свежей крови. Но перед тем как выйти, крикнул оставшемуся в домике пацану, - Вымылся и лег спать! Если я приду и ты, сука, не спишь… - продолжать угрозу Линч не стал. Пусть фантазия Лэна разыграется, что с ним могли сделать. Тот, правда, и не думал вылезать из ванной, которую тоже заляпал кровью.

Вопрос тогда был быстро улажен… Линч довел майора в целости и сохранности до местной клиники, где того зашили и перевязали. Подозвал охранника, чтобы тот проводил Гранта и до его дома, чтобы не случилось еще никаких казусов. И так на сегодня было достаточно… А сам пошел быстрым шагом домой, морщась от мысли о том, что Лэн мог сейчас, например, жрать оставленный прямо в домике труп… Но, слава богу, ничего подобного не было. Ашен самостоятельно умылся, правда, всю окровавленную одежду, бросил прямо в ванной, мокрую и грязную, и ушел в свою кровать. Навряд ли он спал, но заходить в темную комнату и проверять это Линч не стал. Ему и так предстояло с другим охранником отгрузить труп в крематорий, чтобы он тут не вонял всю ночь. И только потом он рухнул к себе в постель, уставший, как никогда ранее. Ему предстояла еще бумажная волокита и отчетность за произошедшее, но на удивление, подобный казус не отразился даже на зарплате.
Энди продолжал иногда наведываться к нему, но теперь обходилось без эксцессов. В одиночку, Лэн показывал хорошие результаты – он начал говорить по-английски, ходил, не пригибаясь к полу, научился каким-то бытовым мелочам – нормально ел и мыл за собой посуду, например, умел уже включать телевизор. Агрессии блондин не проявлял, хотя от крови по показаниям Линча не отказывался, выпивал все до капли. Пытался ночью спать, и с каждым днем все меньше беспокоил Надзирателя.
Однажды, после хорошей пьянки, Линч даже умудрился заснуть вечером на диване в общей гостиной и проснулся в холодном поту от ужаса. Вокруг темно, а он лежит и дрыхнет совсем без защиты! Но тут же обнаружил Лэна рядом, свернувшегося в клубочек и также сладко спящего, даже и не помышляющего о нападении. Это было удивительно, и Линч даже указал об этом в очередном отчете. Ашен, спящий ночью рядом с теплым телом человека – это грандиозный прорыв!
Потом ему выдали еще одного ашена… И Линч напрягся, вспоминая, как Лэн убил уже одного своего соседа. Но все продолжало течь размеренно и неторопливо. Блондин спокойно терпел новичка в доме, хотя и не разговаривал с ним, стараясь держаться ближе к человеку, к которому откровенно привязался, как верный песик. А через пару месяцев, когда и второй Подопечный стал достигать каких-то успехов, Дэвиду назначили третьего ашена.
Так прошел год… Пока не случился очередной казус, отчего Линч, такой успешный и долговременный Надзиратель, погиб. Все было так по-банальному просто и обидно – какой-то микроскопический порез кухонным ножом, на который мужчина даже внимания не обратил… зато двое ашенов просто взвились юлой, кидаясь на своего Надзирателя, побросав ложки, которыми только что преспокойно черпали свой бульон. Лэн бросился наперерез, пытаясь защитить того, кто заменял ему потерянного в раннем детстве отца, но вскоре от боли и потери крови просто потерял сознание.
Когда зрение вернулось ему – ашены уже доедали то, что оставалось от растерзанного мужчины. Лэн и сам не помнил, как выхватил пистолет своего Надзирателя, как прострелил головы нападавшим, как зачем-то спрятал оружие… Лишь помнил, как долго смотрел на окровавленное лицо Дэвида с распахнутыми глазами, полными боли и страха перед смертью. Блондин снял с него армейские жетоны, с которыми Линч не расставался никогда – даже в спальной и в душе он был с ними. Попытался пойти на улицу, чтобы позвать помощь… но у порога снова потерял сознание от слабости, не замечая, как и с него самого льется кровь.
Очнулся он уже в больнице, заштопанный, с глюкозной капельницей в вене, и на всякий случай, привязанный к койке. Лэн не протестовал. Ему было все равно. Он увидел то, что в корне изменило его жизнь. Он еще не до конца понимал произошедшее, не мог четко осознать, что Дэвида больше нет. Что от него остались только эти треклятые жетоны, покоящиеся на тумбочке рядом, вытащенные заботливой медсестрой, забравшей его грязную одежду. Лэн даже и не думал, что его мучения продлятся, ведь он был единственным выжившим свидетелем, и к нему явно придет кто-то, чтобы допросить о том, что случилось.

Какая-то странная апатия накатила на блондина, прикованного к больничной койке. Медленно тикали какие-то приборы, непонятные разуму парня. По капле в его вены вливалась живительная жидкость, от которой становилось чуть легче физически, но ничуть – морально. Казалось, что вместе с последним вздохом Дэвида, умерла и душа Лэна, ведь он чувствовал какую-то глубокую и обширную пустоту в груди, давящую на ребра изнутри.
Он открывал глаза и видел белый потолок. Закрывал их снова, проваливаясь в дурную дрему, но каждый раз ему грезился Линч или событие, произошедшее только сегодняшней ночью, хотя казалось, что прошла вечность. Окончательно очнулся парень только к обеду, когда медсестра за дверью сказала что-то вроде: «Он в сознании, но еще плох. Вы можете поговорить с ним, недолго». Впрочем, Лэн узнал вошедшего и понял, что эти предупреждения говорились просто так, из медицинской этики, или как оно там называлось? Ни один врач не сможет приказать начальнику безопасности то, что ему следует и не следует делать. Тем более что этому было действительно все равно, плохо ли было ашену, умирал ли он.
Лэну казалось, что попроси он сейчас отключить от него все аппараты и добить его, чтобы не мучился, майор Грант сделал бы это без замедления и не задумываясь на этот счет. Но блондин был и оставался трусом. Ему было страшно лишать себя жизни, не смотря на то, что было также мучительно тяжело оставаться в живых.
Голубые глаза направили свой взгляд на мужчину, что присел рядом, буквально на миг, а потом вернулись в исходное положение – исследовать потолок без единой трещинки, без единой зацепки. Толку-то было подтверждать информацию своего имени? Да, он был Лэном Дареном, его так звали, это было его имя. Майор Грант и так знал это, поэтому, наверное, ждать и не стал, сразу перейдя к делу. Блондин едва заметно вздрогнул, услышав грубоватый вопрос. Он не хотел вспоминать этого. Никогда больше, никогда. Было бы так замечательно заработать амнезию, которую Лэн видел по телевизору в каком-то фильме.
Губы парня даже не шевельнулись. Он не хотел говорить об этом, не хотел произносить этого вслух… как-то по-детски думая, что если не утверждать о смерти Линча, то этого будто бы и не было. Мозг как-то автоматически старался защитить себя, воображая, будто это был сон. Что его просто ранили, а это бред после ранения. Только вот глаза видели, как Дэвид перестал двигаться, а пальцы еще помнили его похолодевшее тело под пальцами Подопечного.
Лэн прикрыл глаза. Слез не было отчего-то, хотя безумно хотелось расплакаться, как ребенку. А когда он распахнул их снова, в руках у Энди висела металлическая цепочка, и тот задумчиво рассматривал те армейские жетоны, которые Лэн снял с шеи своего Надзирателя, как последнюю память о нем.
- Нет! – коротко сорвалось с сухих губ, больше измученным шепотом, нежели в полный голос. Лэн глубоко и шумно вдохнул, заставляя свои легкие с болью раскрыться, чуть нахмурился от слабости и вялой боли, саднящей его спину, - Не отнимай у меня их… - его рука потянулась было в сторону майора, но крепкая привязь не давала сдвинуться с места, поэтому кисть лишь слабо дернулась и поникла. Голубые глаза цепко следили за каждым движением человека, а сердце забилось быстрее в испуге, что тот может встать и уйти с этими жетонами, а он – Лэн – даже ползти за ним не сможет.
- Пожалуйста, - еще один неровный вздох. Каждое слово давалось с трудом. Во рту словно была вата. То ли это человеческие лекарства, которыми его напичкали, то ли след шока и психологического стресса, которые он до сих пор испытывал. Лэн не знал, да и ему не важно было.

Лэну хотелось приподняться – разговаривать в абсолютно горизонтальном положении со стоящим человеком было непросто. Тем более, когда шевелиться могла только голова. От бессилия блондин сжал кулаки, но пальцы едва слушались его.
Его начинало наполнять понимание части устройства этого мира. Чтобы что-то получить – нужно было предложить что-то взамен. Раньше Лэн наблюдал за этим странным действом только со стороны, а теперь и сам попал в подобную ситуацию. Энди попросил рассказ за исполнение просьбы парня.
Это было тяжело, но Лэн торопливо кивнул, сглатывая тягучую вязкую слюну:
- Я расскажу… расскажу… - он прочистил горло, чтобы его шепот превратился в неокрепший, сиплый голос. Впрочем, по сравнению с четким приказным тоном майора, он все равно почти шептал.
И этот громкий голос произнес такую страшную вещь… «Он мертв», - эхом отозвалось в ушах Лэна, разрезая его сердце надвое. Простая констатация факта. Никаких эмоций, ни единого чувства. Если бы Энди произнес это с раздражением или даже презрением, блондин перенес это гораздо легче. Безразличие. Оно ранило куда сильнее любого проявления негатива.
- Это единственное, что у меня осталось… от Дэвида, - кратко пояснил блондин, экономя дыхание. Его сознание протестовало, оно пыталось погрузить хозяина обратно в сон, и Лэн боролся изо всех сил, чтобы не допустить этого. Он знал – засни он сейчас, Энди уйдет и второго шанса уже не будет. Он потеряет даже эти жетоны, которые стали мистическим вместилищем части души Линча.
- Мне не дали попрощаться с ним… Не выпустили из больницы… - добавил еще пару фраз «в свою пользу» парень, а потом вздрогнул, как от конвульсии. Лэн просто хотел пожать плечами, не зная с чего начать, но тело его еще не слушалось. Теперь он четко осознавал, что все это – слабость и сонливость – действие человеческих лекарств, тогда как ему нужно было всего лишь хорошо выспаться, свернувшись клубочком в теплом месте. Так раны проходили всегда.
- Дэвид просто хотел перекусить… И порезался… - тихо вещал Лэн, - Эти твари… - но в этот момент его голос даже окреп на миг, выдавая лютую ненависть к ашенам, что было так странно, учитывая саму принадлежность Даррена, - Набросились на него со спины… Он даже не успел пистолет достать… Я пытался их оттащить… задержать… Чтобы дать ему время достать оружие… Они и на меня бросались… А потом я ничего не помню… Было больно, но я терпел… терпел… а потом темнота и все… - Лэн перевел дыхание, отводя взгляд в сторону от майора, стесняясь своих слез, накатывающих на глаза, невзирая на безвольное состояние, - Когда я очнулся… Дэвид был уже мертв… Его… штука… в которой лежал пистолет… она лежала отброшенная в сторону… Я… Я достал его и застрелил их обоих, - никакого раскаяния Лэн не проявлял. Он ненавидел вроде бы сородичей даже сильнее, чем Энди, - Меня накажут? – тихо поинтересовался блондин, но особенного страха не чувствовал. Просто любопытство, не более того. Уже было все равно – накажут его или нет. Это не вернет ему человека, который неожиданно стал настолько близок, что потерять его стало больнее, чем родных отца с матерью, лица которых Лэн уже и забыл.

На миг у Лэна заслезились глаза. То ли от долгого взора в чистейший белый потолок, то ли от того, что его собеседник говорил отвратительные вещи. Энди рассуждал о вроде бы своем товарище (если блондин верно разобрался в связях между людьми), как о каком-то бездушном предмете, который был, а потом пропал. Потерялся или украли, и именно это сейчас пытался выяснить статный майор. Но ведь он был живым человеком, и его убили, неужели это не имело никакого значения на Земле, как и в мире ашенов? Если так, то Лэн глубоко сомневался в том, что приживется здесь.
Сдержав слезы, как и полагалось парню, блондин перевел дыхание, вновь поворачивая голову в сторону говорящего. Он пару раз глубоко вдохнул, облизывая пересохшие губы, и с третьей попытки заговорил хриплым голосом:
- Они не мои сородичи, - не смотря на слабость голоса засыпающего парня, в своих словах он был тверд и решителен, уверенный на сто процентов в своей правоте, - Я не бросился бы на Дэвида, даже если бы был голоден. Я не бросаюсь на людей, как эти твари… Они тупые… и жестокие… Я не имею к ним никакого отношения… - взгляд почти не мигал, пока Лэн проговаривал свой достаточно долгий монолог. Это был тот самый миг, когда блондин четко осознал свое отличие от других клыкастых убийц. Он не желал людям зла и смерти.
Некоторых Лэн боялся, некоторых уважал. Но ко всем относился с должным почтением, ведь именно люди спасли его от голодной смерти на бескрайней равнине степи или от смерти под клыками тех, кого считал в свое время своей стаей. Ашены частенько покушались на него – беззащитного одиночку, отбирали еду, если самим не хватало. С каждым годом Лэн становился выносливее, но опасность не покидала его. Ему следовало бы организовать свою стаю, но он не успел найти ту, что в земном мире называют единственной, и тех, что здесь именуют друзьями.
- Такие как они не должны жить, - кратко осведомил блондин Энди после следующего вопроса. Здесь ведь тоже существовало такое понятие, как месть, оно было даже еще более развитым, нежели на родине Даррена. Для парня было странно, что майор задает такие вопросы. Зачем он защищал Дэвида? Зачем мстил за его смерть? Все имело один простой ответ. Лэн был благодарен этому человеку за свое воспитание, за то, что он сделал из зверя настоящего человека. Он привязался к Линчу и даже полюбил его, как какого-то родителя, заботы которых не знал уже много лет.
- Хорошо, - шепотом отозвался Лэн, безразлично выслушав информацию о новом Надзирателе. Это было не важно. Вряд ли какой-либо человек заменит эту потерю, засевшую черной дырой внутри, - Можно мне воды? – попросил лишь блондин, посмотрев на бойлер в углу. Его руки были скованы, и он не мог физически сходить попить. Оставалось только надеяться, что Энди окажет ему эту небольшую услугу или хотя бы позовет медсестру, которая напоит его.

Лэн и не удивился, что его простую, действительно, человеческую просьбу не удостоили даже ответом. В глазах майора он оставался той же клыкастой тварью, мужчина не видел разницы между ним и полоумным дикарем, не смотря на то, что все факты говорили сами за себя. Блондин перевел дыхание, облизав пересохшие губы. Говорить не хотелось, сон от лекарства, пущенного по вене, накатывал с новой силой. Вроде бы только что переборол эту дрему, но она будто поджидала за углом и накинулась на Лэна, как только он замолчал.
- Я не знаю, где оно, - наконец, выдохнул парень, прикрывая глаза, будто от усталости. Он и правда устал, как все нормальные больные существа, - Я сделал два выстрела и потерял сознание. Пистолет должен был валяться где-то рядом со мной. Я не знаю, - на миг на Даррена накатила какая-то необъяснимая злоба. В конце концов, это была работа майора – высматривать все эти ленты видеозаписей, выискивать пропавшие улики. Он-то, черт возьми, почему должен был выполнять их работу? Он лежал, прикованный к больничной койке, что он мог изменить?
Подавив эту ненужную сейчас вспышку злобы, Лэн снова вздохнул – судорожно, прерывисто. Порылся в своей голове, но ответа на вопрос Энди так и не нашел. Он не помнил ничего после того, как застрелил этих тварей. Толком не помнил, попал ли в них… Но, видимо, по рапорту майора – попал, и очень хорошо. Странно даже, что Энди не задавался вопросом, откуда ашен так неплохо стреляет. А может просто знал, что Линч учил его ради развлечения. Видел по камере, как тот протаскивает своего Подопечного на стрельбище, как в домике рассказывает ему, как разбирать, чистить, заряжать и держать оружие.
- У меня его нет, как видите, - Лэн бы развел руками, но они были крепко привязаны кожаными путами, - Можно мне теперь воды? Пожалуйста… - выдохнул блондин, чувствуя пустыню во рту.
Кто не знал, как майор Грант относится к кровососам? Разве что ленивый, да новенький в Красной Зоне. Но Лэн искренне считал, что не заслужил к себе такого отношения. Он не просил себя ценить, уважать. Он не просил вспомнить Энди то, что однажды спас ему жизнь, в прямом смысле, вырвав из-под зубов голодного ашена. Он не просил засчитать ему попытку защиты Линча за заслугу. Даррену просто хотелось, чтобы за все эти «плюсы» его хотя бы не мучили.
«Ненавидишь меня? Так пристрели, если тебе этого так хочется. Я верю, что тебе это сойдет с рук», - подумал Лэн, буквально чувствуя, какой медленной тягучей патокой тянутся его мысли в голове, - «Или перестань вести себя, как строгий папочка. Как видишь, мне и так не сладко». Он бы усмехнулся, но сил на это уже не было, поэтому уголки губ лишь дрогнули.
- Я устал. Я просто хочу сделать глоток воды и заснуть. Или сдохнуть уже наконец, - мысль пролетела молниеносно, но губы успели ее озвучить, - Если вам нужно будет, я напишу хоть десять письменных отчетов о произошедшем. Позже… позже… - Лэн бормотал, уже явно погружаясь в сон, и лишь проклятая жажда не давала окончательно расслабиться. Жажда и пристальный взгляд цепких глаз майора.

После ухода майора Гранта, Лэн почти моментально заснул, очнувшись лишь на миг, когда добрая медсестра все же принесла ему воды и напоила. Сделав пару глотков, блондин отключился и проспал целые сутки. К счастью, молодой организм быстро справился с недугом, и уже через несколько дней Даррена выписали и отправили к новому Надзирателю. Блондин не возражал. Он уже был рад тому, что его отослали в новый домик. Видеть то место, кое-как отскобленное от крови, где умер Линч, было выше его сил.
Новый Надиратель – мистер Смит – был чрезмерно жизнерадостным молодым парнем до тридцати лет. Он был новичком и явно считал, что работа в Красной Зоне это своего рода продвижение по службе. Молодой сержант, едва пришедший с армии. Лэн сидел с чашкой кофе на диване, в пол-уха слушал, как тот восторженно вещает о себе и о своей прошлой жизни, а думал только одно: «Зачем ты сюда пришел? Так жалко будет, если ты умрешь, такой молодой. У тебя наверняка еще живы родители, а может быть есть молодая жена. Что ты здесь забыл, парень?».
Лэн долечивался дома, зарабатывая приличное количество баллов, на которые его Надзиратель не скупился, будучи в восторге от того, как спокойно ведет себя светловолосый Подопечный. Пик его фурора был в день завоза крови, когда Даррен даже не подошел к двери, а впоследствии не притронулся к донорскому пакетику, лежащему в холодильнике. Единственный недостаток, который мистер Смит успел заметить, заключался в том, что Лэн молчал круглыми сутками. А если и открывал рот на прямые вопросы, старался ограничиться минимумом слов. Надзиратель не давил на него, ведь он, как, впрочем, и все в Зоне, знал о произошедшем.
Эта история стала легендой для молодого служаки, и он твердо основал в своей голове мысль о том, что ашены исправимы, что они такие же как люди, главное – правильный подход. И ему дико хотелось вызнать этот метод воспитания, который использовал прошлый Надзиратель блондина, но боялся причинить боль живому существу, едва оправившемуся от физических ран.
Лэн входил в привычное русло и вновь учился готовить, кляня себя каждый день за то, что в тот злополучный вечер не вызвался помочь Линчу. Днем он убирал территорию, как и полагалось ашенам, и свет резал его глаза столь же нещадно, как невидимый нож разрежал живую плоть сердца при виде кровопийц. Лэн чувствовал, как все внутри сжимается от гнева, ярость клокотала в нем и пыталась вырваться через край, когда в поле зрения попадался клыкастый. Но что он мог поделать в одиночку? В одну из бессонных ночей, ворочаясь на жестких подушках, Лэн придумал это «что». Эта мысль будоражило воображение так, что хотелось встать в ту же секунду и пойти действовать… Но куда? Да и безжалостная камера снимала все его телодвижения. Тот же Энди трижды задасться вопросом, куда он пошел среди ночи, если увидит подобный материал. Вероятность была мала, но все же была.
Прошло еще несколько дней, и случай сам заплыл Лэну в руки. Краем уха он услышал, как парочка ашенов шепчутся между собой, договариваясь напасть на своего «тирана», как они выражались, когда тот вернется вечером из бара. Они собирались подкараулить его на пути к дому и затащить в закуток, лишенный камер. Блондин замер на солнечной стороне здания, пользуясь своей «светлой» внешностью и тем, что ашены крайне плохо видели против солнца. Он слушал и впитывал каждое слово, а в голове его просыпалась идея. Он ведь мог шпионить за ними, будучи одним из «своих», клыкастых. Он мог слушать и предупреждать все беды, что могли случиться с людьми. Миссия показалась Даррену более чем благородной.
В тот же вечер он просто не пришел домой. Он сидел в баре, а потом неспешно прогуливался по улице и свернул в проулок, осматриваясь и замечая, что камер в этом закутке, действительно, нет… Лэн терпеливо ждал. И ожидание было вознаграждено. Ближе к полуночи в отблеске дорожных фонарей блондин увидел тонкую фигуру жилистого ашена. Сердце заколотилось от странного возбуждения и ненависти, а руки чуть задрожали. Горло сжималось, жаждая издать гортанный завывающий звук, коим пользовались все в племени гиен при атаке. Лэн сдерживался, и последним, что услышал скрывающийся блондин, было: «Эй, ты чего здесь делаешь?». Он прыгнул. Его тело охотника вытянулось в струну, и звериные клыки вонзились в живую плоть, разрывая ее и увеча. Ашены – прирожденные убийцы, а одичалые племена степей были одними из лучших в этом деле, обитая на незащищенной лесами и горами территории. Лэн расправился с парнишкой за какую-то минуту, оставляя у своих ног дергающееся в агонии разорванное тело.
Блондин отхаркнул чужую кровь, содрогаясь от омерзения, но в глазах его светилась победа. Он так страстно наслаждался своей победой, что о втором участнике сговора узнал только по отдаляющемуся стуку ног. Трус бежал… и это было плохо. Никто не будет проверять каждого ашена в отдельности, когда обнаружат этот труп. По основным камерам Лэн ушел гулять, зашел в бар, где просидел какое-то время и ушел домой, вот и все. Но беглец мог рассказать кому угодно о том, что видел, а это было плохо. Лэн тихо вышел из подворотни, стараясь избегать всевидящих глаз камер как можно дольше, какой-то участок пути он просто преодолел по крышам домиков и деревьям, прижимаясь как можно ниже, чтобы стоящие на стенах поодаль охранники не решили пальнуть для удовольствия.
Но, кажется, замеченным он не остался. А через неделю Лэн нашел и второго участника сговора, разделавшись с ним также быстро и ловко. Единственное, что могло подорвать его алиби – это вышедший из своей комнаты Надзиратель в тот момент, когда Даррен крался в ванную, скрывая пятна крови от камер. Но судьба благоволила ему. Лэн чувствовал себя гораздо лучше! Правда, одно все же задевало его. Он убивал как ашен, и это было мерзко. Но палить из пистолета было слишком глупо и отчаянно, да и пистолет остался в старом домике, если его, конечно, еще не нашли ребята Гранта. Да и не факт, что он сам его найдет – туман в голове еще не рассеялся, и Лэн так и не помнил, что случилось после тех двух выстрелов.
В общем, блондин еще долго оставался незамеченным, пока не совершил глупую ошибку… Он убежал с места преступления так быстро, что не успел убедиться – были то судороги смерти или шевеления еще живого ашена. Вроде тот был в крови и порван с головы до пят, но чертяка возьми, да выживи. Ненадолго, правда. Но ему хватило сил выползти на улицу, где охранник позвал медицинскую помощь для ашенов. Сигнал быстро дошел до майора Гранта, который только и успел услышать из уст окровавленного умирающего ашена: «Смит», и клыкастый потерял сознание, да больше в него не вернулся.

Утро не предвещало ничего плохого, ведь Лэн провел ночь дома, спал крепким здоровым сном, и совесть его не мучила ни капли. Он даже и позабыл о своих «злоключениях», считая, что сделал правильное, если и вовсе не праведное дело для общества. Люди должны были быть благодарны ему за это, но блондин предпочитал тихую славу, не разглашая его имени. А если без шуток, дураком Лэн не был и прекрасно понимал, что если люди могут его и понять, то бывшие собратья разорвут на куски, прознав, кто творит эту кровавую месть.
Надзиратель блондина нарадоваться не мог на своего тихого Подопечного, ведь в то утро парень неумело, но старательно приготовил для них двоих завтрак. Пусть он продолжал упорно молчать, отвечая кратко и тихо лишь на четкие вопросы мистера Смита, зато и агрессии не выказывал. Молодой вояка только с облегчением вздыхал, радуясь, что ему не нужно быть в напряжении двадцать четыре часа в сутки и развивать лишнюю пару глаз на затылке.
Лэн уже убирал со стола, самую малость улыбнувшись похвалившему его Надзирателю, когда в дом буквально ворвались. Реакции ашена продолжали оставаться на высоте, не смотря на встающее солнце за окном. Энди с его верными охранниками не успел еще переступить порог, как Лэн оставил грязную посуду на краю раковины и напряженно, пружинисто шагнул ближе к мистеру Смиту. Если бы это были ашены, блондин не раздумывая бросился бы вперед, оберегая этого отчасти милого и наивного во многом мужчину.
Но в глаза бросилась знакомая небрежная небритость и цепкий колючий взгляд, от которого хотелось съежиться и заползти под стол, который Лэн так любил буквально полтора года назад. Парень расслабился, решив, что майор пришел поговорить с его Надзирателем, но Энди ступил ближе, грубо хватая Даррена за шкирку, отправляя в объятия мужчин покрепче.
Страх. Панический страх диким кроликом запрыгал внутри. На воре всегда горит шапка, а Лэн сразу понял, за какие прегрешения его арестуют. Больше правил ведь он не нарушал. Вел себя более чем незаметно и благоразумно, покорно посещал занятия психоанализа, расписанные ему на год вперед. «Как?! Как он узнал?!», - судорожно думал Лэн, продолжая хранить молчание, пока очаровательный мистер Смит пытался выяснить, что стряслось и оберечь своего казалось бы наилучшего Подопечного.
Перед мысленным взором промелькнула череда картинок. Все эти подворотни, пустые ночные улицы, охрана на стенах. Все же было идеально. Ни свидетелей, ни камер… Что выдало его? Энди казался каким-то волшебником, который видит его насквозь, поэтому Лэн боялся поднять на него взгляд, даже не смотря на то, что тот был прикрыт густой белой челкой на половину лица.
- Можно я надену куртку? – тихо попросил он державшего его охранника. На дворе стояла зима и снега навалило очень много. Им-то Лэн и собирался заняться после завтрака, но планы кардинально поменялись. И, хоть голос был спокоен, в какой-то момент заметно дрогнул, выдавая кутерьму, сотворившую уже целый хаос ужаса в душе паренька. Куртку ему буквально швырнули, и блондин торопливо натянул ее, чувствуя, как холодеют ноги. Но не из-за декабря-месяца, а от мрачных мыслей, рисовавших отвратительные картины наказания.
Лэн еще не знал, что творят с ашенами, нарушившими правила Красной Зоны, не имел ни малейшего представления о смертной казни, но был из дикого племени жестоких и хладнокровных степных жителей, которые совершенно не церемонились со слабаками, трусами, предателями и чужаками. Вспомнив эти «ритуалы» и вопли умирающих в дичайших муках, Лэн оступился, едва не растянувшись на пороге, но стража держала его крепко.
- Майор Грант? – проговорил блондин вопросительно, силясь узнать истинную причину своего задержания и сглатывая вязкую, отчего-то противную слюну. В голове гудел колокол, а колени скрытые плотной тканью джинсов тихо подрагивали. Лэн был трусом и сейчас едва сдерживался, чтобы оставаться отстраненным, а не скулить, как побитая собачонка.

Энди был прав, Лэн и понятия не имел, что это за фургончик и куда его везут. Он только пытался уверить себя, что это всего лишь допрос, что люди – куда более цивилизованное общество, в отличие от того, в котором он вырос. Что казни без суда и следствия здесь не проведут… Но вот что-то здание, к которому вели сильные руки охранников, слабо напоминало административное, а комната, в которую Лэна завели, совершенно не выглядела, как допросная. Блондин снова шептал про себя, что не может быть уверенным на сто процентов, даже когда его руки и ноги сковали крепкие путы кожаных ремней. Это все предосторожности.
Но подсознание Лэна точно знало – это комната не для допросов. Воздух был густым и тяжелым, и все вокруг вплоть до грязных каменных стен было пропитано отвратительным горько-кислым запахом. Так пахло горелое мясо. И уж точно это была не местная столовая с поваром неудачником, испортившим как минимум сотню блюд подряд. Что здесь делали с ашенами? Или людьми тоже? Чем здесь заправлял строгий майор? От догадок Лэна начала бить крупная дрожь, которую он, как не старался, не мог скрыть. Он трясся, как осиновый лист, вперившись круглыми глазами на этого высокого мужчину, арестовавшего его.
«Позвать палача?», - раздалась фраза, произнесенная спокойным голосом, человека привыкшего к подобному раскладу. Но для Лэна эти два слова прозвучали ярче грома небесного, а по спине прокатился леденящий холод. «Палача?», - сознание не хотело в это верить. Так не бывает, что пять минут назад ты готовил завтрак у плиты для улыбчивого человека, что сейчас казался самым очаровательным созданием на свете, с его осторожностью, чувством такта и чрезмерной внимательностью к Подопечному… а сейчас ты сидишь на каком-то орудии пыток или казни и ждешь своей участи. Лэн жадно проследил за первой затяжкой Гранта.
- Что это за место? – едва слышно произнес он, - Зачем я здесь? – ответов на эти вопросы, по сути, Лэн получить не хотел. Услышать их было также страшно, как на приеме у врача, мнущегося над готовыми документами и явно не решающегося тебе что-то рассказать про твое здоровье. И по аналогии с этим сравнением, блондин понимал… у него очень и очень большая опухоль, возможно даже не операбельная. Сейчас майор вынесет свой вердикт и отмерит остаток жизни, который может оказаться всего лишь минутным.
- Майор, я… - Лэну так хотелось сказать, что он ничего не сделал, что он не нарушал закон, что он любит людей, черт возьми! Но перед глазами вновь пронеслись кровавые сцены мести, учиненные им самим, Лэном Дарреном. Может быть, это было правильно, может быть, так нужно было сделать, но это не отменяло незаконности похождений блондина в ночи. И соврать, глядя в безразличные светлые глаза Энди, парень не смог. Слова застряли на пересохшем моментально языке. Зато нарисовались другие, произнесенные настолько слабым шепотом, что Энди пришлось напрячься, чтобы расслышать хоть слово, - Вы должны понять мою ненависть к ним… вы же разделяете ее…

Вдох давался с трудом. Будто на грудь Даррена положили тяжеленный булыжник, а легкие наполнили водой, чтобы стало еще тяжелее. Но когда он преодолевал это препятствие, оказывалось, что выдохнуть еще сложнее. Горло и рот превратились в пустыню с ее потрескавшейся от зноя коркой песка. Прерывисто дыша, Лэн напрягался, чтобы расслышать то, о чем ему вещал майор Грант. В ушах настолько громко стучало собственное сердце, что заглушало все на свете. Этот стук был безумно частым, будто кто-то вколачивал гвозди, один за другим. Краем сознания блондин испугался, что оно может лопнуть от ужаса, нахлынувшего на него.
Захоти парень сейчас подняться, даже если бы его и не сковывали крепкие ремни, ничего бы не вышло. Ноги заледенели, скованные невидимым слоем толстенного льда. Пальцы рук, вцепившиеся в подлокотники, побелели от напряжения. Так выглядел настоящий страх. Страх перед смертью, что испытывали все физиологически здоровые существа до единого.
Только вот некоторых чувство самосохранения толкало вперед, к действиям, приказывало бежать, рваться, сопротивляться до последней капли крови. Лэна же это чувство приковало к стулу, призывая спрятаться и молчать, пережидая опасность. Еще не совсем помутневший от паники рассудок признавал это глупостью, но контролировать собственное тело Даррен уже не мог.
- Я не ашен, - едва слышно выдохнул блондин. Не из-за чувства противоречия, не в попытке оправдаться. Это упрямство уже накрепко засело в искореженном произошедшей трагедией сознании. Лэн сглотнул вязкие остатки слюны, пытаясь смочить горло, и повторил уже громче, - Я не кровопийца. Я не ублюдок, который убивает все живое. Я не ашен!
Слова майора били по нервам, обижали парня. Его психика была еще настолько нестабильна, что даже панический страх смерти не смог перебороть этих слов, сорвавшихся с губ Лэна необдуманно, но твердо. Он проговаривал факт, известный только лишь ему самому, и свято верил в него.
Наверное, ему безумно повезло, что горло перехватил очередной спазм, не позволяющий вопить от страха, а также наговорить еще лишних слов, которых Энди, явное дело, не ждал. А еще повезло в том, что майор сегодня был в хорошем расположении духа, поэтому решил дать прикованному собеседнику шанс на спасение, в который Лэн вцепился, как голодная собака в кусок сырого мяса.
- Или что? – моментально переспросил блондин, вперившись внимательным взглядом в Гранта. Он был готов сделать практически что угодно, лишь бы майор разрешил ему сползти с этого стула и покинуть пугающее здание, и больше никогда к нему не приближаться, - Я хочу помочь вам… - прошептал Лэн, наполнившись какой-то непонятной уверенностью, будто кто-то свыше подал ему знак.
Даже дрожь этого худощавого тела поутихла, вероятно, и правда, на парня снизошло какое-то озарение, наполнившее его глупую голову пониманием происходящего, а также частичкой открывшегося будущего.
- Я могу быть полезен вам, - уже почти спокойно добавил Даррен, как-то странно сверкнув глазами в полумраке комнаты, освещать которую ярко никто не удосужился. Смысла не было. Умирать можно и в темноте, тем более, что сидящие на электрическом стуле прекрасно видели даже в полуночном мраке.