Сегодня в баре было не слишком много народа, поэтому Лэн не волновался от слова «совсем». Да и пробыв в лагере уже семь с лишним лет, из которых год точно выступал на публике, он забыл, что такое волнение. Он всех здесь знал в лицо, кроме совсем уж новеньких. Его мысли витали где-то совершенно в другом месте, особенно сильно они касались его очередного Надзирателя, который порою просто выводил из себя. Вот и сейчас Лэн четко представлял, какую занудную нотацию устроит ему немец, увидев, в каком часу парень вернулся домой. Но это была работа, и бросать ее блондин не собирался, тем более из-за каких-то предубеждений – нелепых и дурацких, что характерно.
Владелец бара подошел со спины, чуть улыбаясь – он был не слишком в восторге оттого, что в его заведении почти ночью работает ашен, но по рекомендациям от ресторана все же согласился принять Лэна на эту работу. Хотя и явно опасался чего-то подобного: например, того, что блондин начнет бросаться на зрителей и кусать их за шеи, а может, забросит в них огромной колонкой при сцене. «Конечно. Обязательно. Да у меня каждый день такие мысли возникают. Жить не могу без того, чтобы в кого-нибудь столом, например, не запустить», - посмеивался мысленно парень, но терпел. Не в его положении было пропускать обидные шуточки в сторону работодателя. Если с «обижавшими парнями» Лэн мог обратиться к начальнику безопасности Зоны, то с отсутствием работы тот ничего поделать не мог.
Это и так было счастьем, что блондину разрешали работать на публике. С работой официанта у него не заладилось после того, как он совершенно случайно уронил полный поднос на зашедшего ашена, который специально ли или нет, выпустил клыки в присутствии людей. Его уволили и больше не разрешали устраиваться на общественные работы, пока психологи не скажут окончательное «да» на счет его здоровья и адекватности. Этого не происходило хотя бы потому, что Лэн не посещал больницу чаще раза в полгода и то, когда уже Грант не настучит по голове.
- Десять часов, твое время, Даррен, - небрежно проговорил хозяин бара, и Лэн кивнул, поднимаясь со своего места в углу. Он сидел в том же помещении, что и все, и видел, как многие посматривают на него, ожидая, когда он исполнит что-то. Сильно перепившие люди ожидали чего-то тоскливого и берущего за душу, чтобы окончательно «загрузиться» и уйти в себя. Другие, напротив, ждали чего-то ритмичного, подо что можно было бы потанцевать. Лэн не собирался обделять ни тех, ни других. В его репертуаре было мало песен, он просто не успевал придумывать что-то новое, но никто же не мешал исполнять и чужие вещи, услышанные по радио или телевизору.
Парень вышел на маленькую сцену, на которой хватало места только для него и микрофона, который в принципе тоже был не суть как важен – у блондина был достаточно сильный голос, по крайней мере, его хватало на такое небольшое помещение. Он настроил микрофон на нужную высоту и поприветствовал присутствующих, заметив пару новых лиц. Надо им понравиться – чем больше постоянных посетителей у владельца, тем больше он радуется его присутствию.
Без лишних слов, Лэн кивнул помощнику, чтобы тот включил музыку – фонограмму без слов – и заиграла очень ритмичная, бодрая мелодия. Улыбнувшись обаятельно зрителям, ведь все они были людьми, парень обхватил тонкой рукой микрофон, приближаясь к нему, дожидаясь нужного момента, когда нужно вступить.
Первая песня была совершенно не для ангельского голоса, как выражался бармен, поэтому Лэн вступил своим обычным тембром – лиричным баритоном, четко пропевая каждое слово:
- Как только ты берешь мою руку, как только ты записываешь мой номер, как только приносят выпить, как только начинается твоя любимая песня – твой тяжелый день бесследно уходит, ты больше не взвинчен, как пружина. И пока ты не набрался, возьми себя в руки, - Лэн прикрыл глаза, пропевая эти слова на английском языке мелодично и четко, - Стены теряют очертания. У тебя улыбка Чеширского Кота. Все сливается воедино… Ведь у этого места свое предназначение, - кажется, Лэн пел конкретно о баре, описывал эти симптомы алкогольного опьянения, что нравилось местным людям, ведь каждый находит в строчках чуточку себя.
- Прежде чем ты убежишь от меня, прежде чем потеряешься среди нот – ритм снова и снова прокрутиться у тебя в голове, он снова и снова прокрутиться, - пропел блондин тем же тоном, а потом его голос внезапно взвился к небесам, поднимаясь сразу аж на октаву. И можно было верить, что это не предел, - На самом деле, я никогда не добивался своего, я лишь притворялся, что это так…
Блондин пел самозабвенно, кажется, он вообще не видел, что творилось вокруг. Он пел свои мысли, свои чувства, поэтому зачастую его песни казались простым набором слов, и только в сочетании с музыкой и его нежным голосочком некоторые понимали истинный смысл.
- Прежде чем ты убежишь от меня, прежде чем затеряешься среди нот, как только ты возьмешь микрофон, как только ты закружишься в танце… - гласили следующие строки, а пояснение им было пропето еще октавой выше. И теперь, уже приближаясь к высшему тенору, Лэн вещал, - …части мозаики сложатся, встанут на свои места. И нечего объяснять. Вы посмотрите друг на друга, проходя мимо, она оглянется, и ты обернешься… И части мозаики встанут на свои места.
Кто-то думал про измену, про брошенного мужчину, кто-то акцентировался только на любви в этой песне или на выпивке. Все они по-своему были правы. Лэн потихоньку затих, и музыка стихла, и осталась только улыбка того самого Чеширского Кота на лице блондина, готовящегося петь следующую композицию, не ожидая какого-то бурного восторга от зрителей.

Произошло то, чего Лэн совершенно не ожидал. Обычно его концерты заканчивались редкими хлопками или, максимум, одобрительным гулом зала, если это маленькое довольно прокуренное помещение можно было так назвать. А сейчас люди вставали и аплодировали ему стоя!
Блондин похлопал глазами, а потом широко улыбнулся, завидев среди зрителей милую женщину по имени Изабелла. Милая, милая женщина из ресторана – это она нашла ему такую работу, это она вбила владельцу бара в голову то, что он безопасен, даже по вечерам. Изабелла взяла его под свое крыло и опеку после смерти Линча, к которому женщина питала какие-то светлые чувства. Может, у них даже были отношения, о которых парень не знал, а спрашивать не собирался. Дэвид Линч был запретной темой для них обоих.
Наверное, это их и сплотило. Она научила блондина играть на фортепиано и совершенствовала его способности до сих пор. А теперь вот взяла своих подруг и пошла в бар, чтобы выпить и поддержать это юное дарование. Лэн улыбался, это, бесспорно, было приятно, хотя он и считал это лишним. Он прекрасно понимал, что Красная Зона – не то место, где обитают ценители пения, музыки и искусства в принципе. Ему было достаточно того, что люди не плевались и не уходили, прося убрать этого мальчишку со сцены. Это уже было своеобразным признанием.
Когда это импровизированное представление-поддержка поутихли, Лэн объявил в микрофон, что будет исполнять медленную песню. Он уже готовился подать знак, чтобы включили соответствующую музыку, о которой уже договорился с владельцем бара, как заметил, что к нему идет какой-то мужчина, коего прежде блондин не видел. Вероятно, новенький, но этот человек не просто шел к нему, он нес букет цветов! Лэн растерянно посмотрел на Изабеллу, подумав, что это ее рук дело, но на лице той красовалось такое же изумление, как и у многих посетителей.
- Я… да… - только и смог вымолвить Лэн, не в силах скрыть своего удивления. Он даже чуть откинул свою длинную челку, приоткрывая один глаз, чтобы получше рассмотреть мужчину. Тот делал это от чистого сердца, Даррен понял это по доброму лицу и взгляду шатена. Это было с ним точно впервые… Никто никогда еще не дарил ему цветов, и, хотя и зная о подобных подарках лишь понаслышке, Лэн чуть смутился, проговорив тихо, - Спасибо, мне очень приятно…
После этого даже собраться для того, чтобы хорошо спеть было сложно. Взгляд все время перемещался на этого новенького. Кое-как Лэн заставил себя улыбнуться, повторяя каждую долю секунды про себя, что это непрофессионально. Наконец, он подал знак, чтобы включили музыку – нужно было как-то отвлечься уже от этого смущения вкупе с диким удивлением и любопытством.
Следующая песня была запланирована грустной, и Лэну уже не очень сильно хотелось ее петь, ведь он не мог после всего произошедшего прочувствовать ее, поэтому повторил про себя еще десяток раз о непрофессиональности своего поведения, и обхватил стойку микрофона снова.
- Зеленую пластмассовую лейку, чтобы полить фальшивый резиновый фикус, она купила у резинового человека, в городе, полном резиновых планов, чтобы ненадолго забыться, - с первыми же аккордами гитарной музыки начал Лэн предельно высоким голосочком. А если быть точнее, высоким тенором, местами сбиваясь на настолько лиричный тенор, что почти уходил в контртенор. Что убирало все сомнения о том, что лет до четырнадцати у блондина был шикарный дискант, - Это ее так изнуряет…
Эта песня была явно написана в Зоне и про Зону. Про то, что здесь было все ненастоящим, искусственным, каким-то пластмассово-резиновым, и ничего с этим не поделаешь. Голос с каждым словом преисполнялся печалью, и вскоре блондин уже забыл про букет и этого странного человека, он вкладывал свою душу в свои песни, чтобы все прочувствовали это. Это была песня для людей. Она не касалась ашенов, хотя и те могли найти в ней смысл для себя. Это песня для людей, которые жили здесь в четырех стенах, вдали от своих родственников и друзей, и вроде здесь была жизнь, но какая-то фальшивая.
- Она живет с конченым мужиком, тронутым полистероловым мужиком, которому постоянно не везет. Он когда-то делал операции женщинам, которым под восемьдесят… И это его так изнуряет… - у всех здесь были какие-то профессии до того, как они стали Надзирателями, и Лэн не понаслышке знал, как они скучают по своим настоящим домам и старым работам.
Прошел проигрыш, после которого музыка стала более напористой, настойчивой, сильной, и Лэн вскинул голову, и вместе с тем его голос тоже набрал силу из мягкого мальчишеского. Он добавил капельку отчаяния в голос, работая на девушек:
- Она выглядит совсем как настоящая, и на вкус тоже как настоящая – моя фальшивая пластмассовая любовь, - Лэн даже не думал отодвигаться от микрофона, хотя его голос звонко раскатывался по небольшому помещению, въедаясь в головы слушателей, - И я не могу отделаться от чувства, что могу просочиться сквозь потолок, если вдруг оттолкнусь и влечу. И это так изнуряет меня… так изнуряет… - музыка стихла, и казалось бы все, но Лэн приоткрыл свой рот, тихо и совсем уж фальцетом пропевая, - Если б я только мог быть, кем ты хочешь… Если бы я только мог… Постоянно…

Закончив свое выступление, Лэн чуть-чуть поклонился зрителям, которые опять принялись аплодировать с легкой подачи Изабеллы. Юноша улыбался, ведь это было безумно приятно, пусть этот восторг и был немного наигранным. Блондин сказал «спасибо» всем слушателям, и сошел с небольшой сцены, подбирая забытый на время букет. Место его голоса тут же заняла стандартная музыка бара, звучащая приятным фоном.
Блондин опустил голову, вдыхая запах прекрасных, еще живых цветов. Они были прекрасны, даже более того. Здесь, в Красной Зоне было очень мало живой природы, это было единственное, по чему Лэн скучал. Остальные «прикрасы» его прошлой жизни абсолютно не всплывали в памяти. Там было еще хуже, чем здесь, вроде бы как в заключении (хотя парень так явно не считал).
Он многозначно подмигнул новому знакомому, выражением лица обещая, что подойдет в скором времени, как и обещал, и направился перво-наперво к Изабелле, которую крепко обнял, прижимаясь лицом к ее густым волосам. Парень уже давно не был мальчишкой, но отношение к этой женщине как-то плотно зафиксировалось в его сознании. Она была старше, мудрее, она подарила ему многое, не считая даже этой работы, поэтому он благодарил ее душевно, ото всего сердца.
Это было такое странное чувство. Когда он только узнал ее, он был ей по плечо – худощавый, чрезмерно бледный и вообще странный юноша. А теперь вот он – совершеннолетний по всем земным законам, высокий и статный молодой человек, как лебедь, ставший таковым из гадкого утенка. И теперь Изабелла сама казалась хрупкой, невысокой женщиной средних лет. Особенно неприятным было то чувство, что Лэн буквально чувствовал, как она старела и медленно, еще очень-очень медленно, но угасала, в то время как он оставался молодым и свежим, и ведь останется таковым еще много десятков лет.
Переговорив с ней немного, блондин извинился, сказав, что ему надо поблагодарить еще кое-кого, и вот теперь направился к новенькому Надзирателю. Он легко запрыгнул на высокий барный стул со звериной грацией – ведь за окном уже порядком стемнело, и силы ашена только пребывали. Дышалось легче, движения давались проще, все его жесты были точнее и бесшумнее. Лэн закинул ногу на ногу, опираясь на локоть о барную стойку, предельно открыто улыбаясь.
Он заметил оценивающий взгляд шатена, скользящий по нему немного осторожно, будто мужчина боялся в открытую его рассматривать. Естественно, увиденное ему понравилось, ведь не просто же так Лэн старался выглядеть красиво, даже более чем. В ответ, он окинул взглядом собеседника, и настроение поднялось еще больше. Мужчина был красив и ладен, как и многие в Зоне, ведь, наверняка, он отслужил в армии или был в полиции, а там умели держать свою форму. У него было мужественное лицо с небольшой щетиной, которая так нравилась парню, не видящему различий, с кем проводить время (так или иначе) – с мужчиной или женщиной.
Конечно, сразу в койку Лэн его тащить не собирался, он не был шлюхой или каким-то похотливым созданием, но все же оценил притягательность шатена и в этом плане. А пока стоило познакомиться поближе, узнать много интересного и нового, потом уже и решать, какими будут их отношения.
- Спасибо еще раз, - улыбнулся парень, протягивая руку, как было положено среди людей. И эта привычка нравилась блондину, - Мы так нормально и не познакомились. Лэн, - представился Даррен, хотя и догадывался, что мужчина уже знает его имя. Но вот ответного имени он не знал, поэтому стоило сделать первый шаг, раз шатен не осмеливался представиться, - Конечно, выпью. Закажешь мне что-нибудь на свой вкус? - его голос был мягок и привлекателен даже в простом общении. Как такому отказать? Невозможно, – Ты ведь недавно здесь? Я тебя еще не видел, - улыбался Даррен, - Расскажи про себя… - он подпер рукой подбородок, заинтересованно глядя, чуть наклонив голову вбок, чтобы челка открывала половину лица.

- Очень приятно, Джей, - мягко проговорил блондин, обнажая в улыбке ровный ряд белых зубов. Конечно, было заметно, что клыки у него куда более заострены, нежели у обычного человека, но кому какое до этого дело, когда они находятся в своих пазухах. Лэну нравится этот новый Надзиратель, хотя бы тем, что он относился к группе «самоуверенных». В своей голове парень делил новоприбывших на два типа. Первые вели себя уверенно и спокойно, не дергались от ашенов и вообще были «крутыми» ребятами (обычно, правда, до первого нападения). Вторые же, напротив, хватались за пистолет при виде любой клыкастой улыбки, даже если она не несла за собой угрозы. Так вот первый тип был предпочтительнее.
На предложение переместиться на более удобные диванчики, Лэн согласно кивнул, спрыгивая с высокого барного стула так мягко, что не раздалось ни звука. Он, как кошка, приземлился на носочки, пружинисто сгибая ноги, только шорох лишней одежды немного выдал его. Подхватив букет цветов, с которым не хотелось расставаться, блондин последовал за Джейсоном, плавно опускаясь на мягкое сидение дивана, привычно закидывая ногу на ногу.
На фразу о том, что он – Лэн Даррен – наблюдателен, парень только тихо рассмеялся, кивая, мол, есть такое. Всех почти знаю, уж особенно тех, кто пьет – потому что они постоянно в баре или ресторане, где он поет или играет на фортепиано, а иногда и совмещает в себе эти две деятельности.
- Няньки, - повторил Лэн с улыбкой, - Хорошее сравнение, - он поднес стакан к губам, глотая горькую, обжигающую жидкость со странным, но приятным мягким послевкусием. Подобрав с маленькой тарелочки дольку лимона, парень откусил кусочек кислого цитруса, не привыкши пить алкоголь в чистом виде, - Айкидо? Судя по названию, это очередной вид боевых искусств, я ведь прав? – всех слов знать невозможно, да и в Красной Зоне еще не было людей, что профессионально занимались бы таким видом спорта. Зато можно было включить логику, что Лэн и сделал, попав в точку, - Хотелось бы посмотреть на это…
Это было произнесено немного небрежно. Блондин не настаивал, просто говорил так, чтобы Джейсон учел, что такое маленькое желание присутствует. Упрашивать парень не собирался, это всегда напоминало ему капризы ребенка, которому вечно нужно то это, то другое. Еще один глоток крепкого алкоголя, и Лэн рассеянно улыбнулся:
- Я? Я здесь уже семь лет, - усмехнулся он, - Старичок, правда? Здесь прошло мое отрочество с четырнадцати лет и старше. Поэтому, собственно, я и знаю тут уже всех, кто убывает, кто прибывает, - Лэн пожал плечами и улыбнулся шире, скосив чуть глаза на собеседника, покачивая янтарную жидкость в своем стакане, - Предугадывая твой вопрос, почему я еще не вышел из Красной Зоны, отвечу, что я уже привык здесь жить. Мне здесь нравится и все устраивает. Это мой дом, - смело ответил парень, действительно, отчасти так считаю, - А за теми коваными воротами неизвестность, которая, кажется, пугает всех, и я не исключение.
Он говорил красиво, развернутыми фразами, произнося их своим волшебным мягким голосом. Лэн всегда был настроен на беседу с людьми, никогда не отказывался от новых знакомств, новых друзей.
- А тебе как здесь? – поинтересовался в ответ парень, откидывая длинную челку, так и норовящую закрыть второй глаз, - Уже получил своего подопечного?

Лэн слушал, не перебивая, это было интересно, когда человек рассказывал что-то такое, отчего его глаза загорались. Вот при слове «айкидо» так загорелся Джейсон, говоря хоть и сдержанно, но очень вдохновенно. Хотелось бы и ему найти что-то такое, о чем можно было бы говорить с таким же упоением. Музыка, конечно, завлекала, но не до таких пор, чтобы стать каким-то смыслом жизни.
Жаль, конечно, что в показе сего зрелища мужчина отказал ему. Но это было не обидно, ведь шатен объяснил причину, и она была весомой. В любом бою, даже показательном, требовался партнер. Не на манекене же показывать все эти захваты. Зато можно было попытаться попросить кое-что другое: научить его – Лэна – каким-то приемам айкидо. Это было бы занимательно, во-первых, а во-вторых, полезно. Только вот Надзирателю совсем не обязательно знать, для чего.
Но с этим нужно было подождать, пока Джейсон войдет в большее доверие и расположение к нему. Все равно, новенький должен был чувствовать какое-то напряжение рядом с ашеном, хотя и блондин не признавал себя таковым. Иногда нужно было это говорить, чтобы научить «неразумных». Эта идея куда сильнее загорелась в голове Лэна, когда он услышал то, как шатен описывает своего подопечного. Для него это было смешно и мило, то, что его мелкий пизденыш шипел и рычал, пытался нападать и пугал его осознанно.
Светлые глаза чуть сверкнули в темноте, но наперекор этому Лэн широко улыбнулся, в ответ обнажая свои белые зубы, смеясь открыто и задорно. Он отпил широкий глоток и закусил второй долькой лимона, чуть поморщившись, так смешно и мило, скривив свой маленький носик. Прожевал, проглотил и протянул в ответ:
- Ну, я думал об этом, но пока не решаюсь, - улыбнулся Лэн, ничуть не лукавя в этом. Конечно, он собирался в город, чтобы навестить могилу Дэвида, но… а дальше? Кому он там нужен? Не жить же на кладбище, рядом с тем, кого любил всем сердцем, - Меня уже не слишком сильно контролируют здесь. У меня здесь есть друзья, работа, дом… - он пожал плечами, - Там же придется этого всего снова добиваться, стараться как-то выжить и устроиться в этой новой жизни. Не знаю, Джей… Кажется, я до этого еще не дорос мозгами, - простецки сказал блондин, заканчивая свой тумблер с виски.
Поставив пустой стакан на низкий столик, Лэн развернулся полубоком, чтобы лучше видеть своего собеседника, опираясь локтем на спинку диванчика:
- Джей… Слушай… - нерешительно начал он, вздохнув, - Не мое, конечно, дело, но ты бы так легко не относился к своему подопечному. Это, может, выглядит для тебя забавным, но он ведет себя, как животное, и это мало того, что неправильно, но еще и опасно. Я видел много людей, которые тоже не расценивали маленьких и слабых на вид мальчиков, как соперников. И я не хотел бы, чтобы ты закончил так же, как и они. Я не говорю тебе проявлять жестокость или что-то такое… просто… - Лэн прикоснулся к ладони мужчины, заглядывая в глаза ему, - Просто будь осторожнее и внимательнее, - он говорил искренне, потому что мужчина понравился ему, и не хотелось бы, чтобы он умирал так быстро и бесславно, - Будь всегда на чеку, даже со мной рядом. Я не трону тебя по своей воле, ни за что и никогда, но, как бы мне не тяжело было в этом признаваться, инстинкты никуда не исчезают. Я прожил здесь семь лет, но до сих пор боюсь, что кто-то поранится при мне и мне сорвет крышу, хотя я не пил крови уже около пяти лет подряд, - блондин говорил откровенно, понизив голос, чтобы его слышал только мужчина, чтобы он напрягал слух, дабы эти фразы въелись ему в мозг.
- Ты обещаешь мне быть осторожным? – улыбнулся блондин, немного разрушив эту напряженную атмосферу, он распрямился, более не наклоняясь к Джейсону.

В глазах мужчины Лэн видел удивление, непонимание и какое-то странное тепло, видимо, ему было очень приятно, что о нем в кои-то веки кто-то решил позаботиться. Это было не важно, главнее было вбить в эту кудрявую голову то, что они не дети, коими частенько выглядят из-за невысокого роста и худощавого телосложения в основной своей массе. Доказать, что они опаснее даже самого дикого зверя, потому что были еще и разумны, и этот разум помог ашенам отточить навыки охотника практически до идеального состояния.
- Затем, чтобы ты не погиб, Джей, - мягко сказал блондин, стараясь выглядеть более чем убедительным, - В каждом ашене заложены инстинкты убийцы, которые вскармливались с молоком и кровью матери. Ты ведь, наверное, не знал, что малыши-ашены прокусывают грудь родителя, чтобы вместе с молоком сызмальства в их организм попадала кровь? Я уверен, не знал… Но это правда, и эти гены вытравятся очень не скоро, ведь пять наших поколений – это огромный срок в человеческом мире.
Шатен очень симпатизировал Лэну, он был явно добрым и в какой-то степени милым человеком, который в своей жизни старался никого не обижать. Об этом говорило его рассеянное лицо, эти искренние глаза, лишенные какой-то стервозности, что светилась пламенем в глазах у многих. И это слово «малыш», так забавно проскочившее в устах почти незнакомого еще мужчины.
- Не надо бояться, Джей, но и самоуверенным быть не надо, - Лэн начал снова, он пытался подобрать нужные слова, которые точно подействуют на неопытного Надзирателя, при котором даже оружия видно не было. Может быть, конечно, айкидо в человеческом мире помогало так, что в пистолете не было смысла, но здесь, в Красной Зоне, люди быстро меняли свои предпочтения и забрасывали любые единоборства, понимая, что в случае опасности их спасет только меткий быстрый выстрел.
Но пока Даррен думал, что бы такого мотивирующего сказать мужчине, тот задал совершенно обескураживающий вопрос, от которого блондин непонимающе моргнул и вопросительно посмотрел на собеседника. В какую судьбу? Причем здесь судьба? И в следующий миг полетел на пол стакан Джейсона. Парень дернулся, понимая, что хочет сделать Надзиратель в ту же секунду, но не успел – острое стекло скользнуло по упругой коже, оставляя за собой красный след.
Блондин замер. Кажется, весь мир перестал существовать. Он зачарованно наблюдал, как на порезанной коже набухают багровые капли крови, собираясь воедино и струясь тонкой дорожкой вниз. Просто с оглушающим звуком две капли упали на гладкую поверхность стола. Лэн слышал, как бьется сердце Джея. Чуть учащенно, возбужденно, оно гнало эту яркую жидкость по его живому, теплому организму. Стук его четырехкамерного сердца звучал гипнотической музыкой сирен для того, кто так не хотел вспоминать о том, что был ашеном. Но, как он и говорил ранее, инстинкты и гены, их никуда не денешь, и в тот же миг Лэн почувствовал, как предательски из лунок десен начали вылезать клыки. Приятный, миловидный блондин менялся в лице, ведь теперь оное украшал животный оскал.
Он не пил крови уже пять лет и не охотился семь, но его зубы были также остры и опасны, а организм все по прежнему, не утихая, требовал свежей крови, самого наилучшего лакомства из всех. Все тело Лэна напрягалось, мышцы сокращались, его организм требовал броска, чтобы вцепиться в раненую руку и выпить столько, сколько насытит его организм. Предательские мысли шептали о том, что Джейсон от этого не умрет – пол-литра крови, вытянутые из руки только пошатнут здоровье и сознание человека, но он будет жить.
Люди в баре замерли, двое моментально достали пистолеты из кобуры, направляя их на певца, чтобы в случае чего спасти Надзирателя, так неаккуратно поведшего себя. Изабелла тоже обернулась и замерла в шоке, она сделала небольшой шаг навстречу своему практически приемному сыну и окликнула:
- Лэн? – в ее голосе слышалась тревога, но подходить она не решалась. Она и сама была свидетелем страшных смертей, и прекрасно понимала, что Даррен не вспомнит о своей любви, если его звериные инстинкты возобладают над ним, - Не стрелять! – грозно приказала она тем двоим, - Только дернетесь, я вам головы посворачиваю, как неразумным курицам.
Блондин же этого не слышал и не видел. Перед его взором стояла окровавленная рука, которую Джейсон протянул ему почти под самый нос. Зубы заныли, они требовали ощущения упругой плоти под их острым краем. Но перед глазами вставали картинки, как столовый нож скользнул по ладони.
Дэвид ругнулся матом под нос, слизывая проступившую кровь с ладони… «Черт, Лэн, принеси бинт»… Этот рык из разных углов… Ашены, как дикие звери, пригибались к земле, выползая из своих темных убежищ… Глухой рык… Молниеносные броски с двух разных сторон… «Нет, Дэвид! Пошли прочь!»… Окровавленная рука, в судорогах агонии тянущаяся к пистолету… «Дэвид!!!»… Адская боль, которую практически не замечаешь за звоном разбитого сердца… И этот омерзительный звук, тот, когда под острыми клыками рвется живая плоть, и мощные горла ашенов начинают тянуть кровь из порванных артерий… Хрип… И темнота перед глазами…
Лэн зажмурился, а когда распахнул свои голубые глаза, на месте Джейсона сидел Он. И немного криво улыбался, глядя на своего малыша так заботливо и… В глазах Дарена проступили слезы, он сильным толчком, возможно причинив человеку боль, отбросил от себя окровавленную руку. Его зубы втянулись в свои пазы, а жилистое тело подалось вперед. Он обнял этого глупого человека так крепко, что Джейсон сам смог убедиться в том, что эти худенькие мальчики ночью бывают совсем не бессильными.
- Убрал пистолет, придурок! – крикнула еще раз Изабелла, ее сердце стучало безумно быстро, но она видела, что ее воспитанник уже безопасен, как котенок, - Он не опасен, он такой же человек как и ты. И поспорь мне еще!
Лэн сидел так с минуту, уткнувшись носом куда-то в плечо, стараясь успокоить свое тело и голову, сглатывая горькие слезы, так и не вылившиеся наружу. Потом его руки разжались, и он посмотрел на Джейсона с какой-то затаенной грустью в светлых глазах:
- Ты придурок, я мог убить тебя. И не судьба тут причиной, а твоя собственная глупость, - отчеканил он каждое слово и поднялся, игнорируя косые взгляды на него. Блондин подошел к бармену и попросил бинт, а потом вернулся на свое место, вновь беря искалеченную руку Надзирателя. Он плеснул на порез остатками виски, как учил Линч – алкоголь обеззараживает, и аккуратно ее забинтовал так, чтобы пальцы его оставались подвижными, - Придешь домой, загонишь своего мелкого в комнату, только потом пойдешь промывать рану. Иначе я зря тут старался и распинался. Если он на тебя днем шипит, то сейчас точно ждать не будет…
Оторвав краешек бинта зубами, Лэн крепко завязал повязку и отпустил руку мужчины, снова пряча глаза за пушистой челкой. Надзиратель, сам того не подозревая, наступил парню на больную мозоль. Точно так же погиб его Дэвид, точно также, на глазах у тогда еще малыша Дарена. Зла, конечно, на шатена певец не держал, но на душе стало очень тяжело и погано…

Этот странный мужчина явно был каким-то мазохистом, не иначе. Другой бы на его месте уже давно бы отшатнулся от смертоносных объятий, которые могли в миг превратиться в капкан. Эти тонкие руки с нежной кожей могли в любой момент сжаться так, что ребра бы треснули под напором, и сложились бы, пронзая легкие в нескольких местах. Наступала ночь, и ашены воспрянули духом, их звериная сила просыпалась, пробуждалась, бурлила внутри, не давая покоя. Даже Лэн, давно забывший, что такое настоящая охота, частенько страдал от этого ощущения. Это знание того, что ты сильнее и мощнее людей, оно развращало. Благо для Надзирателей, блондин изливал свою животную натуру совсем иными способами.
Мужчина же, напротив, подался навстречу, не жалуясь на боль и неудобство, только стиснул в ответ поджарого парня. Его крепкие днем руки казались сейчас такими немощными… Лэн шумно втянул воздух носом, наконец, разжимая свои объятия, отпуская Джейсона и занимаясь его рукой. Тот моментально продолжил говорить, и это было лишним. Блондина и так потрясывало от произошедшего, он с ужасом думал о том, что бы произошло, если бы он не смог удержаться. Нет, его не пугала смерть от направленного на него оружия. Его пугала мысль о том, что он мог навредить человеку, такому же как и он.
Смерть казалась сказкой, каким-то невиданным облегчением. Иногда Лэн подумывал об этом, поглаживая ствол спрятанного пистолета с оставшимися четырьмя патронами. Но это было бы и слабостью с его стороны. Дэвид бы явно этого не одобрил, и там – на иллюзорных небесах, о которых он ему рассказывал в детстве, он бы даже не встретил его, поведшего себя глупо. Мысль о том, что Линч давно умер, не успокаивала Лэна, он все равно старался вести себя так, чтобы его Надзиратель им гордился. Тот Надзиратель, настоящий, навсегда оставшийся в его сердце.
А мужчина все говорил и говорил. Лэн мотнул головой, то ли прося прекратить эту тираду, то ли показывая, что он не обидел его. А может быть и то, и другое. Он знал, что люди бывали хуже ашенов, он видел этих тварей, которые избивали ни в чем неповинных детей и женщин здесь, где царила безнаказанность для тех, у кого не было клыков. Но это не отменяло того, что ашены были животными, какими бы они пушистыми не казались на первый взгляд. Даже он оскалился! Не напал, не укусил, но его звериная суть все же вылезла наружу, отчего стало так противно.
- Я не пью кровь, - отчеканил парень, - Как и ты не пьешь кровь. Если у меня торчат клыки, это не делает меня не человеком, - он говорил тихо, напряженно, вот-вот готовясь впасть в какую-то судорожную истерику, - Но не все такие, Джей. Более того, я тебе скажу, таких как я – всего единицы на всю Красную Зону. И я не по своей воле таким стал, уж поверь мне. И я готов молить всех Богов о том, чтобы тебе не открыли глаза также, как и мне, - его голос звенел сталью, - Они звери, Джей, и тебе придется в это поверить. Они звери, заключенные под решетку, что не делает их пугливыми, только добавляет осторожной расчетливости. И каждый их них, ты слышишь, каждый смотрит на тебя и видит отличный кусок жареного стейка, который, к превеликому сожалению, нельзя слопать. Их останавливает не то, что они добрые, не то, что внезапно, по какому-то разумению они одумались, а потому что боятся схлопотать пулю в лоб. Но останься ты безоружен, и их ничего не остановит, ничего! – все же Лэн сорвался на крик. Перед его глазами все еще стояло то ужасающее зрелище, и те омерзительные звуки, когда разрывалась плоть живого еще человека на куски.
- Когда-нибудь ты поймешь, что я был прав, - уже спокойно сказал Лэн, возобладав над собой, поняв, что привлекает слишком много внимания, - И желаю, чтобы это было не посмертно. От всей души.
Эти твари отняли у него все самое дорогое. Дэвида, спокойную жизнь и какие-то «розовые очки», через которые мальчик смотрел на новый мир. Они заставили женщину, которая до сих пор была более, чем дорога Даррену, раньше времени приобрести седые волосы и затаенную грусть в глазах. И не надо их оправдывать сейчас! Не люди они! Убийцы, и всегда такими были. И если он сам – Лэн – станет внезапно таким же, он сам пойдет на эшафот, признав себя негожим.
- Извини, мне, наверное, хватит. Пойду я подышу свежим воздухом, прости, - мягко сказал Лэн, поднимаясь со своего места, вымучено улыбаясь Изабелле. «Ты уж прости, хорошая моя, но этот мужчина общается со мной, как тот, кого мы потеряли. Он добр и нежен ко мне, только вот говорит совсем другие вещи, и я не могу в них поверить», - прошептал про себя блондин, не забыв взять букет цветов, прижимая их к своей груди, и направился на выход.

А Лэн шел потихоньку на выход и все никак не мог понять, то ли его новый знакомый, действительно, не понимал, что происходит вокруг, поэтому вел себя странно и немного даже глупо, то ли это была какая-то особенная тактика, которую не совсем понимал сам Даррен. Действительно ведь, это удивительно доброе, лояльное отношение к ашенам, лишенное любой брезгливости и предвзятости, сбивало с толку. Большинство обитателей Красной Зоны не чурались даже бить своих Подопечных, потому что получили власть, которая, как известно, портила людей во все времена.
Остальные, даже если и не проявляли физического воздействия, морщили свои носы, кривили свои губы при виде ашенов. Они были незваными гостями, животными в клетке, невольниками лагеря, но никак не полноценными жителями Америки. А Джей вел себя так, будто эти существа были его обычными человеческими учениками или даже сыновьями.
Даже Линч, которого Лэн так обожествлял в своей голове, которого он до сих пор считал идеалом, терпеть не мог ашенов, с трудом подружившись с одним-единственным своим Подопечным. И то, вероятно, потому, что в те времена блондин был запуганным до смерти ребенком, лишенным сначала родителей, а потом и дома. Он как сейчас помнил эти белые стены, много болезненного яркого света, какие-то иголки, то тут, то там, соскобы с кожи, страшные лезвия, обрезающие его длинные, до лопаток, волосы. Семь лет назад с ними не церемонились от слова «совсем».
А потом его грубо схватили за плечо и повели куда-то, а потом зашвырнули к какому-то мужику, который был выше малыша раза в два, куда шире и тяжелее, да еще и с мрачным небритым лицом, явно недовольным, что ему подсунули какого-то сопливого мальчишку, тут же забившегося, как побитый щенок, в темный угол, откуда не выползал пару дней, пока совсем не проголодался.
Лэн тихо вздохнул, отворяя дверь и выходя на улицу, стараясь отогнать от себя эти воспоминания. Остановившись неподалеку от входа, блондин еще раз глубоко втянул в себя свежий ночной воздух. Не смотря на то, что он давно уже перестал спать днем, ночь не потеряла для него своего очарования, она была какой-то своего рода ностальгией по каким-то старым временам. Ночью было свежо и прохладно, почти как весной и осенью, которые Лэн любил гораздо больше лета. Он сунул руку в карман чуть зауженных штанов и достал металлические пластинки, такие, что носят американские солдаты, прошедшие армейскую подготовку – имя, номер подразделения, звание, группа крови, еще какие-то цифры типа личного номера. Тонкие пальцы прошлись по гладко отполированной поверхности металла.
Когда сотрудники Красной Зоны вычищали его домик от вещей Дэвида, они не нашли тайник, сделанный самим Надзирателем, о котором знал и Лэн. Там-то и затесались эти армейские штуки, пара фотографий, ну и пистолет с четырьмя оставшимися патронами, с которым блондин тоже решил не расставаться. Дверь бара снова открылась, и Лэн торопливо убрал пластинки обратно в карман – здесь половина людей носили такие бирки на шее или хранили в своих домах, поэтому не распознать эту вещицу было невозможно, и тут же возникал вопрос – откуда она у ашена?
Лэн торопливо обернулся. Конечно же это был Джей, не мог же столь добрый и какой-то уютный мужчина бросить его в плохом настроении одного. В этом парень не сомневался, поэтому мягко улыбнулся подошедшему шатену:
- Не за что просить прощения, - проговорил Лэн, аккуратно прикасаясь к плечу рослого мужчины, - Это я себя неправильно повел, устал сегодня за день, вот и наговорил всего, - грандиозный плюс юноши был в том, что он умел и не чурался извиняться. Конечно, в голове его продолжали скользить мысли, что не понравились бы взрослому мужчине, но об этом-то ему знать не положено. Ничего криминально, Даррен просто думал, что Джей мальчик большой, и если он так хочет, то пусть учится на собственных ошибках, раз не хочет слушать про чужие. Это было нормально для всех живых существ, ведь собственные грабли бьют прямо в лоб, да еще как больно.
- Проводишь меня до дома? – попросил мягко парень, - Мне уже пора домой, я и так засиделся. Надзиратель будет недоволен, - усмехнулся он, неторопливо шагая рядом в сторону своего домика, - Если захочешь, пойдем гулять в другой день, днем, когда все будет законно, - Лэн обнажил зубы в улыбке, протягивая слова своим чудным голоском. Он даже проигнорировал фразу про пистолеты. Его тут уже знали, без весомых на то причин стрелять бы не стали, ведь людям он ничего плохого не делал.

Конечно же, Джейсон вызвался провожать нового своего знакомого до дома, в этом блондин даже не сомневался. Он был такого типа мужчин – благородный, доблестный, как рыцарь из старых сказок о средневековье. Одно удивляло, как такой принц попал в Красную Зону, где большинство составляли брутальные, суровые армейские мужики класса «быдло»? Лэн не сомневался в этом мужчине, хотя и был знаком с ним пару часов – если слово даст, обязательно сдержит. Всегда защитит, всегда поможет, придет в три часа ночи, не колеблясь в своем решении ни на миг.
Правда, фразы, которыми Джейсон сопроводил это согласие, не могли не рассмешить блондина. Лэн фыркнул и обнажил свои белоснежные зубы, легко рассмеявшись и поворачиваясь лицом на собеседника:
- Что? Ударит? – и блондин снова рассмеялся, покачав головой, - Не волнуйся, Джей, никто меня не обижает и не бьет. И если что, я могу постоять за себя, - улыбка не спадала с приятных красивых губ, - Он будет недоволен нарушением графика, и будет ворчать, - чуть сморщил нос Лэн, отчего стал таким забавным и смешным, - Это не смертельно, к тому же он будет прав. Время не детское, спать пора.
На счет тех «стрелков» из бара парень даже не волновался, кишка у них тонка была, чтобы выскочить наружу и открыть огонь. Да и причин веских не было, ведь он не напал на человека, только обнял, и ушел вместе с ним преспокойно. Если только один какой-нибудь Надзиратель не сойдет окончательно с ума и не решит убивать всех клыкастых направо и налево. В любом случае, скорость Лэна сейчас была на пределе его возможностей, ведь на небе светила яркая Луна, обдавая парочку приятным серебристым светом. Если ему покажется что-то подозрительным, он успеет спрятаться за человека, а по Джейсону стрелять не будут – это чревато не только судом.
Но ничего такого, слава всем богам, не произошло, и они спокойно добрались до нужного дома. Лэн улыбнулся:
- Да, здесь я живу. Запоминай, будешь в гости заходить, - улыбнулся искренне блондин, удобнее перехватывая букет цветов. В окнах еще горел свет, а значит, Надзиратель еще не спал и ждал его. Это не слишком радовало с одной стороны, с другой, если притянуть за уши, было даже как-то приятно. Может быть, волнуется? Хотя, скорее всего, думает, как и все здешние, а не сожрал ли кого его подопечный.
Лэн помолчал и посмотрел на повязку шатена, немного покрасневшую в паре точек. Еще бы, так резанул себе всю ладонь. Теперь этой рукой толком ничего делать-то не сможет, ведь кожа будет так неприятно расходиться, не успев толком зажить. Блондин вздохнул, взяв знакомого за здоровую руку:
- Пошли, зайдешь. Поменяю тебе повязку, - не предложил, больше указал Лэн, чувствуя в этом какую-то свою вину, - А вообще, лучше бы ты остался у нас ночевать. От тебя кровью пахнет на километр. Удивлен, как мы вообще до сюда дошли без происшествий… - покачал головой Лэн, отпирая дверь домика, - Вероятно, сегодня твоя счастливая звезда, раз на улицах нет гуляющих ашенов…
В душе блондин искренне надеялся на благоразумие своего Надзирателя. Он, конечно, посмеялся над спутником, уверил его, что его не бьют… Нет, ну, конечно, тяжелыми сапогами по его ребрам никто не топтался, но Надзиратель Даррена был не дурак вмазать хорошую пощечину своему подопечному. Лэн это просто не вписывал под пункт «бить и обижать». Он не обижался. Бил в ответ, как и полагается парню. Первые пару дней, он совершенно не понимал такую тактику поведения нового человека, но сейчас в этом был какой-то азарт. Впрочем, показывать это Джейсону не хотелось. Это была его собственная «война».

Наверняка Надзиратель понял, что Лэн лукавит и что-то недоговаривает, но промолчал, чему блондин был безмерно благодарен. Он вообще не очень-то и любил, когда кто-то совал нос в его дела. Этот парень давно уже стал сам себе на уме, у него были свои мыслишки, интриги, планы, и об этом лучше было никому не знать. Хочешь жить – умей вертеться, это Лэн понял уже пять лет назад.
- Я тоже рад, что мы познакомились, Джей, - искренне отозвался блондин, явно польщенный тем, как мужчина назвал его. Человек… Это ведь было именно то, к чему Даррен стремился с подросткового возраста, самостоятельно и действительно этого желая без «указок». Он мягко рассмеялся, касаясь ручки двери и чуть поворачивая голову на собеседника, - Я думаю, не стоит отдаваться моим рукам при Надзирателе в каком-то ином плане, - усмехнулся парень, отворяя дверь.
Лэн пошутил, конечно, но четко дал понять, что будет совершенно не против и такого исхода событий. Джей был приятным человеком, так почему бы и нет? Можно было провести время с пользой для обоих, ежели он не обладает никакими принципами по поводу заостренных клыков в его ротике. А нет, так нет – блондин без внимания явно не страдал со своей порядком нежной внешностью.
- Думаю, он не должен быть против, - проговорил Лэн, запуская собеседника в свой дом. Причем, действительно, именно свой. После проживания вместе с мистером Фостером и Эдвардом, блондин своими путями добился того, чтобы его переселили обратно, в тот дом, где он жил со своим первым Надзирателем. Это была его дом. И пусть тут пролилась кровь Дэвида, это была память. Парень мог поклясться, что чувствовал здесь незримое присутствие того, кого он считал своим отцом, своим лучшим другом, наставником, кого он безгранично любил.
Ну, и еще здесь был тайник, в котором помимо памятных фотографий хранился пистолет с оставшимися четырьмя зарядами. Лэн уже настолько стал человеком, что очень сильно полагался на него, веря, что он спасет его в случае необходимости. Жаль нельзя было носить его с собой.
Надзиратель Даррена не спал, сидел за столом, положив перед собой на стол пистолет, будто решив, что его Подопечный с порога бросится на него. Парень не обратил внимания, улыбаясь настолько дружелюбно и обаятельно, что сомнения брали – а действительно ли были проблемы в этом доме. Он положил букет цветов на стол, и поздоровался снова со своим учителем:
- Добрый вечер, Дитмар, - уважительно сказал он, будто бы это блондин был слабее в сто крат ночью, - Это Джей, он тоже Надзиратель, - мужчина, сидящий за столом перевел пытливый взгляд на вошедшего следом, молчаливо интересуясь, какой черт его сюда принес. Беззаботность Лэна не исчезала, - Он поранил руку, Дитмар. И не может идти домой, потому что его ашен его сожрет. Я пригласил его к нам на ночь, пока кровь не засохнет, и рана не затянется.
Больше Даррен не обращал внимания на сумрачного мужчину, который был так красив, но так зануден в своей педантичности и чопорности, что было даже обидно за такое несоответствие фантика от содержимого конфетки. Блондин достал аптечку, открывая этот металлический ящичек, скомандовав Джейсону:
- Размотай бинт и в ванной промой рану, - мягкий голосочек звучал даже с некоторым напором. Лэн мог быть уверенным, когда хотел, и, не смотря на милую мордашку, оставался взрослым мужчиной, который просто умело использовал свои данные в своих целях.

Едва Джей скрылся за дверью, блондин обернулся к своему Надзирателю. Тот молчал, мрачно скользя взглядом по своему Подопечному, будто дыру в нем хотел прожечь. Лэн прошелся по комнате, подходя ближе к столу, невзирая на пистолет, так откровенно лежащий на столешнице:
- Ну? Что вы мне хотите сказать, Дитмар? – мягко проговорил парень. Его голос был тих, естественно, чтобы новый друг, промывающий рану, не услышал их явно неприятного диалога.
- Ничего. Отличный поступок, - отчеканил мужчина, но его тон не выказывал уважения или восхищения своим учеником. Да и с тоном он не церемонился, говорил, не понижая голоса, отчего Лэн поморщился. Продлилась пауза, и шатен добавил, - Я надеюсь, ты понимаешь, что будет, если утром я обнаружу здесь труп. Я из-за него своей шкурой рисковать явно не собираюсь.
И это было так погано и противно, что блондин задохнулся от нахлынувших чувств. Было бы безумно стыдно, если и эти слова расслышал Джей за шумевшей водой. Надзиратель не доверял ему, более того, считал животным, который только и ждал удачного времени, чтобы загрызть какого-нибудь человека. Лэн поджал губы, едва сдерживаясь, чтобы не сказать что-то обидное в ответ, только сухо и чопорно проговорил:
- Я и не заставлял вас делить со мной кровать. Спокойной ночи. Можете выключить свой динамик. А то вдруг, я буду слишком аппетитно ужинать человечиной, - он сам себе выкапывал могилу, конечно. Днем его явно ждало наказание, в то время, когда он был слаб и немощен, как подросток. Но промолчать Лэн просто не мог. Это был не его дом, и не ему тут устанавливать правила. К тому же, если уж вспоминать о том, что блондин был ашеном – воинам не пристало ночевать в одной комнате с трусами.
Когда Джей вышел из ванной, парень улыбался, как ни в чем не бывало. Лицемерие – первый урок в школе людей. Самая лучшая актерская игра. Дитмар уже ушел к себе, заперев все свои могучие замки на двери спальной, взглядом показав, что Подопечному несдобровать. И это тоже было противно настолько, что в голове блондина уже зрел план на будущее.
- Иди сюда, - позвал он своего друга, аккуратно обрабатывая свежий еще порез, и забинтовывая руку посильнее на ночь, - Да не за что, Джей. Главное, чтобы ты больше так не делал, - улыбнулся Лэн, убирая за собой грязные куски ваты и аптечку в целом. Он обернулся на шатена, кивая, - Конечно, поспим, мне тоже уже пора, - зевки в принципе были заразной вещью, поэтому парень зевнул следом, едва успев прикрыть рот рукой, и усмехнулся в ладонь, - Да, явно пора…
Лэн зашел в свою комнату, выключая в общей гостиной свет, и принялся раздеваться. Уж кого-кого, а мужчину он явно не стеснялся, оставляя на своем гибком жилистом теле только лишь нижнее белье. А вот Джей явно не хотел пользоваться привилегиями гостя, и улегся прямо на пол. Лэн рассмеялся:
- Джей, ну ты чего? Иди, ложись на кровать. На полу спать нельзя – заболеешь, - он был уже знаком с довольно слабой физиологией человека, поэтому откинул одеяло с кровати, похлопав по светлой простыни, - Давай, не спорь со мной… - проговорил блондин, вешая свою одежду на спинку стула, и отходя на время в другую комнату, даже не включая там света. Он прекрасно видел в темноте, как кошка, поэтому лампочка ему была не нужна. Лэн быстро принял душ, и вернулся в спальную с охапкой запасного белья – теплое одеяло он бросил на пол, на него подушку и сверху легкое, оборудовав себе уютное гнездышко. Не хотелось об этом вспоминать, но все же он с рождения спал на сырой земле, ему было привычнее.

Лэн довольно улыбнулся под нос – это была победа. Как он мог позволить своему гостю лежать просто на полу? К тому же Джей даже не попросил никакого одеяла, чтобы положить под себя, а решил спать на голых досках. Так кто угодно может заболеть от утреннего сквозняка, что обязательно пройдется по почкам. Но он выиграл эту миниатюрную битву и считал свое гостеприимство выполненным. Теперь были мелкие дела перед сном и, собственно, сам сон.
Джей пока копошился там с одеждой, блондин даже не смотрел на него – один раз он обернулся и, заметив нерешительность и какое-то смущение на лице мужчины, решил дать ему спокойно спрятаться под одеялом, без лишних взглядов. Хотя это было более, чем смешно. Взрослый мужчина, больше тридцати лет, если Лэн правильно определил его возраст, притом прекрасно сложенный, имеющий крепкую атлетическую фигуру, к тому же находясь в компании лица своего же пола, стеснялся, как девственник перед первым свиданием.
Лэн снова усмехнулся под нос, но спрашивать об этом не стал. Причин такому было много, и на поверхности лежала только одна – характер такой, скромный и не очень-то и решительный. Бывало и такое… Парню это было не близко, сам он спокойно относился к наготе, не смотря на то, что давно перенял все человеческие повадки. Ему нечего было стесняться, он имел красивый стан, к тому же ничего не имел против «секса с первого взгляда». В конце концов, он был парнем, для которого этот акт многое-то и не значил – простая разрядка, удовольствие и, как следствие, крепкий сон. В общем, близко это не было, но и осуждать он не имел никакого права.
Устроив удобно свою лежанку, Лэн взял из ящика крем против солнечных ожогов, и прошелся по своим плечам. Кожа его оставалась тонкой и светлой даже спустя долгое время пребывания в Красной Зоне, поэтому после целого дня на улице эта процедура была необходима, чтобы утихомирить легкий зуд в порозовевшей слегка коже. За этим занятием его и застал внезапный вопрос Джея, от которого Лэн замер. Его рука, втирающая белый крем в плечо, замерла.
Юноша чуть потупил взгляд, стоя спиной к своему гостю. Он все время забывал про этот свой явный изъян, потому что редко кто решался спросить на счет него. Обычно люди, видимо, считали это слишком личным – ведь просто от ребяческих драк или падения с дерева в детстве такой не получишь, а значит с этим шрамом была связанна явно неприятная история, о которой мало кто захочет говорить. А Джей спросил, видимо, решив, что это достаточно тактично.
- Да так… - Лэн чуть усмехнулся, стараясь не смотреть на собеседника, чтобы тот сразу не понял его эмоции, всколыхнувшиеся в голубых глазах, - Подрался как-то давно, - блондин решил не врать, но и всю правду говорить не собирался. Кому какое дело до того, что происходит в его душе? Лэн давно привык уже хранить это в себе под семью замками, поэтому и перестал ходить к психиатру, хотя ему полагалось это делать раз в пару месяцев. Но пока он не совершал ничего дурного, сами врачи за ним не шли, видимо, решив, что пациенту стало лучше.
Лучше не становилось, могло быть хуже, но никакого прогресса на лицо не было. Было все также горько, обидно, печально, и все эти эмоции душили Лэна изнутри. Хорошо хоть этот шрам, как воспоминание о том инциденте, был сзади, и сам блондин не мог его видеть. Он надеялся, что Джей не будет задавать уточняющих вопросов, чтобы не отвечать довольно неприятной фразой: «Я не хочу об этом говорить». Вроде бы и так все понятно. Ашены…как бы противно не было осознавать свое отношение к этой расе, были воинственными, и Лэн мог получить этот шрам в прошлой жизни. Да и в Красной Зоне тоже не плюшками кормили…
Блондин выключил свет и улегся в свою самодельную кровать, накрываясь одеялом. Сон не шел, взбудораженный вопросом гостя. Перед глазами всплывали страшные картинки прошлого, которые Лэн так тщательно старался забыть. Кажется, сегодня опять будут мучить кошмары… Он лежал в темноте и смотрел в потолок, прекрасно видя каждые мельчайшие детали, и ненавидя это свое умение.

Джей идиотом не был, и, хотя юноша стоял к нему спиной, не выказывая своим голосом особенных эмоций, сразу понял, что к чему. Вопрос немного неприятно скользнул по слуху блондина, так как грубить своему новому другу он не хотел (а фразу «Да, я не хочу тебе ничего рассказывать» Лэн считал откровенной грубостью), но и на то, чтобы открывать свое сердце, выворачивая его при этом наружу, тоже особого желания не ощущал. Мужчина поступил довольно мудро, проговаривая следом еще одно предложение, не оставляя места даже для неловкой паузы, тем самым освобождая «хозяина» дома и самого себя от неприятных ощущений.
- Спасибо, Джей, - проговорил Лэн довольно тихо, едва прошептав эти слова одними лишь губами, - Доброй ночи.
Он был безмерно благодарен своему собеседнику за то, что тот дал ему еще какое-то время, чтобы обдумать свой ответ, не сомневаясь в том, что вопросы по поводу этой таинственной драки повторяться. Блондину было необходимы эти часы или может быть дни, чтобы привести свои мысли в порядок, хотя в глубине души он четко знал, что ему не хватило и пяти лет на это…
Главное, чтобы Джей не вздумал на это обижаться, как человек с довольно доброй и открытой душой, насколько блондин смог его узнать. Немного простоватый, местами даже забавный в своей наивности и вере в человечество (и ашенов), Лэн не хотел его обижать ничем. Прекрасно зная Красную Зону, почти как свои пять пальцев, а также ее обитателей, он отлично понимал, что такими людьми надо дорожить, именно они со своей, может быть, нелепостью, придут тебе на помощь, какая бы мелочная беда не случилась, даже в три часа ночи.
«Спи сладко, Джей, и смотри свои красивые сны», - по-доброму пожелал парень соседу, что уже мерно сопел на кровати, - «Такие мрачные истории не для тихих ночей. У тебя слишком доброе сердце, а я не хочу, чтобы ты меня жалел». С этими мыслями уснул и сам Лэн, привыкши за долгое пребывание на Земле к именно такому распорядку дня. К счастью, кошмары сегодня не терзали паренька, и он проснулся довольно рано, став в этом «жаворонком», в отличном настроении.
Потянувшись на самодельном ложе, которое оказалось удачным, ведь ни одна косточка у парня не болела, и улыбнувшись новому дню, Лэн обнаружил, что Джей еще спит, смешно обнимая подушку. Заграбастал ее в свои медвежачьи объятия и довольный спит, мерно дыша. За тонкой стенкой уже ходил Надзиратель, явно злой, судя по тому, как громко он ступал по полу своими тяжелыми сапогами. Выходить – верное дело нарываться на скандал, а вероятнее всего еще и побои. А это уже переросло бы в драку, которая разбудила бы Джея, который бы в свою очередь вступился бы за парнишку, и… В общем, ничего хорошего явно бы не случилось, а посему Лэну предстояло только одно – разбудить мужчину, да проводить его до двери, чтобы разбираться с Дитмаром самостоятельно.
Сначала, блондину пришла в голову откровенная шалость – забраться на спящего верхом, игнорируя гордо стоящий в утренней эрекции член, поцеловать в небритую щеку и прощебетать что-то милое, чтобы смутить эту гору мышц и сбить с толку с самого утра. Сам Лэн бы смущения от этого не испытал ни капли, даже если бы это вылилось во что-то более интимное. Но потом на глаза попался пистолет… Джей взял и просто выложил его на прикроватный столик рядом, как будто так и надо. В голове сразу возникло желание совместить приятное с полезным.
Натянув на себя лишь домашние мягкие штаны и бесшумно ступая по полу, блондин подобрал тяжелое оружие с тумбочки, а Джей даже ухом не повел. Но вот когда Лэн грациозно перекинул через него ногу, смело оседлав живот и направив дуло пистолета прямо в лоб Надзирателю, не проснуться было невозможно. Это было немного жестоко, парень понимал. Но также он понимал, что бросать оружие просто так, без присмотра на Красной Зоне было категорически нельзя. В этом месте ведь не отличишь человека от зверя, когда сами люди были зверьми, а звери порою были куда более человечными, чем люди.