Медленно наступал вечер, и солнце катилось за горизонт, а это значило, что нужно было готовиться к ужину, ванной и сну. Коди, естественно, старался вести себя паинькой, ведь наступили сроки, когда начинало проходить Испытание, на которое он согласился…сам не зная почему. Его сосед отказался, боясь потерять много баллов, он предпочитал тихую тактику – сидеть и не выделяться. А Коди уже не мог ничего не делать. Так он хотя бы чувствовал в себе стремление к свободе.
Этим вечером он даже помогал готовить ужин, сосредоточено разбираясь в искусах готовки. Гермафродиту это не нравилось совсем, но ему четко сказали, что надо уметь, никуда от этого не деться. Получилось неплохо, далеко от идеала, но съедобно. После совместного, как бы не ляпнуть семейного, ужина, Коди засел на диван, взяв с собой книжку, к которым его приучил сосед по комнате.
Он решил посетить душ позднее, прямо перед сном, чтобы горячая вода разморило тело, которому он не давал спать весь день, чтобы заснуть сразу и моментально. Горячая кружка в руках, и ашен удобно устроился с ногами на диване, уткнувшись в фантастическую книжку, которая выносила ему мозг тем, что описывала то, чего не существует и в этом мире. Человеческий мир-то был загадкой для шатена, а тут фантастика в фантастике…

К сожалению, ванную принять было не суждено. Не успел Коди и пары страниц прочесть, как в его довольно уютный мирок ворвался какой-то холодный и равнодушный мужчина, не дожидаясь, пока Надзиратель откроет дверь. Просто отворил и зашел, как к себе домой, так еще и раскомандовался с самого начала. Гермафродит недовольно поморщился, закрывая книжку. Он не привык, что им командуют, но рта своего не открыл, хотя бы потому, что вспомнил про Испытание. Наверное, это оно и начиналось; другого объяснения происходящему не было.
Дориан и Надзиратель выглянули каждый из своих комнат. Первому Коди помахал ладонью, оставляя книгу на диване, и выходя следом за мужчиной. На улице было тепло и хорошо, куда лучше, чем днем – ашен даже порадовался, что его решили «испытывать» вечером, когда он не был вялой и сонной мухой. Энергия и решимость прибывала – он пройдет все трудности, во что бы то ни стало! В конце концов, что может быть тяжелее родов? А с ними Коди справился просто на «отлично».
Шатен пытался любопытствовать, завести разговор с мужчиной, что так уверенно шагал все дальше и дальше от привычного места обитания, но тот был не склонен к беседам, только сухо повторил, чтобы ашен передвигал ногами. Коди дважды повторять не нужно было, он замолчал и топал дальше. С интересом рассматривал новую территорию, в которую обычно ашенов не пускали, да и обычные Надзиратели редко туда ходили. Он смутно помнил, что отсюда он и пришел, но точно не запомнил из какого здания вышел, для него – дитя природы – все эти серые коробки были на одно лицо.
Вот они вошли в какое-то из зданий-близнецов, и пошли по коридорам. Тут Коди немного начал напрягаться, ведь все эти белые стены и двери в кабинеты напоминали больницу, причем ту, в которой его мучили, протыкая иголкой вену, осматривая и глаза, и рот, и даже половые органы, скрутив бедного парня какими-то неприятно пахнущими ремнями на столе. Здравый смысл подсказывал, что не могут люди быть такими жестокими и во время Испытаний причинять подопечным только боль, но кто же знает точно этих людей – сегодня они добрые и делятся едой, а завтра ты расчлененный на их исследовательском столе.
Перед какой-то дверью такие же мужчины в форме его ощупали так, что Коди вспыхнул, едва удерживаясь от едких слов. Ему не нравилось, когда его трогали люди, тем более так… откровенно, что ли! Ведь все прощупали, как будто он между ног мог что-то унести! Хотя… мог, по сути-то. Но это их не оправдывало! Можете считать, что это проснулась женская сторона гермафродита, а может он вспомнил кое-какие подробности своей жизни, связанные с людьми, так или иначе ему не понравилось все происходящее.
Его завели в комнатку, два на два, как говорится, битком набитую людьми. Или ашенами, кто же так сразу разберет. Внешне они были абсолютно идентичны, и Коди мог делать выводы только на основании возраста, ведь Надзирателей, да и простых работников лагеря не было младше двадцати пяти лет. А люди после тридцати очень сильно менялись внешне, в отличие от ашенов-долгожителей.
Дверь за спиной закрылась, и Коди ощутил напряжение. Клочок пустого пространства был только посередине комнаты и, собственно, возле двери. По периметру стояли стулья, все занятые, и гермафродит стоял как береза в поле. Это было неуютно. В голове сразу пролетело несколько цепочек. Может быть, прислониться к двери? Но тогда была вероятность, что он полетит на пол, когда кто-нибудь ее откроет. Стоять посередине комнаты, чтобы взгляды всех упирались в тебя, как в самого высокого? Было просто неприятно психологически. Поэтому ашен выбрал единственный возможный вариант для такого, как он – охотника от природы – он вышел на центр помещения и сел в позу «лотоса». Это было адекватное поведения того, кто не любил стулья, а месяц назад и вовсе о них не знал.

А вот последующего Коди не ожидал совсем. Нет, то, что люди начнут обращать на него внимание, это естественно. Он ведь новенький в их только что сложившемся коллективе. Знакомились они до этого или нет, это не важно. Они пробыли тут какое-то время, пусть даже несколько минут – и их лица уже были знакомы друг другу, а он только зашел и, понятное дело, что обратил на себя внимание. Особенно тем, что все сидели на стульях, а он на полу. Но тут было что-то кроме обычного изучения нового лица. Люди выглядывали из-за спин других, чтобы пристально вглядеться в гермафродита, будто его впустили с фразой: «Идет убийца!».
Первые минуты Коди сидел спокойно, стараясь не обращать на эту странность внимания, и сам осматривал людей для собственного спокойствия. Иногда можно было просто по лицам сказать, что из себя представляет тот или иной человек. Здешние были какими-то мутными в том плане, что смотрели в упор на него, как на преступника какого-то и усмехались. Рты всех человек были осклаблены в полуулыбках, ехидных усмешках, язвительных ухмылках. Шатен даже растерялся, непонимающе переводя свой темный взгляд с одного на другого, в его глазах светился вопрос: «Что вам нужно? Что такого смешного вы во мне увидели?».
А уж когда прозвучала эта странная фраза, Коди напрягся. Что значит «красавчик»? Это уж был явно не комплимент, и охотник напрягся, его лицо стало более суровым и напряженным, выражая свое недовольство происходящим. Даже осознание того, что скоро произойдет Испытание, не успокаивало гермафродита, ведь любому живому существу, разумному, конечно же, был неприятен такой психологический прессинг со всех сторон.
- Может быть, хватит на меня так смотреть? – угрюмо и несколько раздраженно отозвался Коди, не привыкший молчать. Он был очень почитаем в собственном племени, и его гордость не могла позволить ему смолчать и стерпеть такое неуважительное отношение со стороны людей и других ашенов, - Нашли себе зрелище… - Коди не был так самоуверен. В том плане, что он не думал, что справится с такой толпой в одиночку, хотя на дворе и была ночь. Но за стенами, за той дверью, откуда он пришел, было полно охраны, поэтому до драки не должно было дойти.

Злость начинала клекотать в грудной клетке ашена. Мало того, что эти жалкие людишки рассматривали его как диковинную вещицу, так еще и осмелились обсуждать. Его! Священного сына Шраув! Сам бог-покровитель сделал его таким, а эти «маложивущие» существа, которые, по сути, являлись едой, и были совсем не верхним звеном пищевой цепочки, решили, что могут оспаривать выбор самого Бога! Уж кто-кто, а Коди точно не привык к такому отношению. Даже здесь, в Красной Зоне он еще не встречался с негативной реакцией на его поведение. Все люди и ашены, которых он встречал, относились к нему с пониманием и пытались заводить… как там это у людей называется? Ах, да, дружбу.
Гермафродита задело даже не сравнение с девчонкой (в этом не было ничего такого уж обидного для разума жителя лесов), сколько та интонация, с которой все эти фразы произносились. Насмешка, чуточка брезгливости… Женщина – существо еще более святое, чем он! Коди гордился в полном смысле этого слова, что он обладал женской частью своего организма. А они сравнивали его с полноценной женщиной, и это казалось им смешным.
Мысль о том, что это Испытание уже не приходила в голову юного ашена. Он все еще был диким, как зверь, заключенный по жестокому року судьбы в неволю. Вечер, и ночь начинала вступать в свои полные права, придавая шатену сил. Сонливость ушла, а энергия, нерастраченная ни на что, била внутри этого жилистого тела фонтаном, жаждая вырваться на свободу. Коди резко развернулся на болтливого мужчину, чуть приподнимая верхнюю губу, демонстрируя острые, как бритва, клыки:
- Повернулся, - тихо прошипел он, напоминая сейчас животное больше, чем когда-либо ранее, - Лучше бы ты помолился, человек, если умеешь, чтобы это стало не последнее в твоей жизни, что ты увидишь, - Коди не шутил. Он просто не умел угрожать без повода, не в стиле ашенов это было – пригрозить, а потом спасовать. Сейчас его тормозило то, что в глаза бил яркий свет, не дающий нормально ориентироваться, да и вокруг было слишком много народа. Каким бы он ни был сильным ночью, эти задавят массой, как трусливые обезьяны.
Тем не менее, этот мужчина будет трупом, если Коди решит атаковать. Его тело уже было напряжено, готовое к броску в любой момент. С пола – самое удобное положение – снизу было прекрасно видно жизненно важные артерии шеи, которые так маняще пульсировали сквозь тонкую кожу. Да что там… Мужчина был бы дураком, если бы думал, что это единственный вариант. Прямо рядом с гермафродитом была его нога. Под коленом с этими сладко хрустящими сухожилиями проходила еще один важный сосуд, который вырывался бы вместе со связками. Если люди обладали мощным лекарством, то без ноги бы он все равно остался. И плотная штанина тут бы не помешала острейшим клыкам ашена.

Когда люди поднялись, Коди осмотрелся, показывая всем свои клыки, больше по привычке, а не потому, что он хотел убить здесь всех. Чутье охотника подсказывало ему, что сопротивляться не нужно, по крайней мере, сейчас. Сначала он напрягся, когда множество рук скручивало его в бараний рог. Шатен показывал им, что он сильный, мощный, и просто так не сдается… а потом, напротив, расслабил незаметно тело. Пусть думают, что он сдался, пусть у него будет пара миллиметров для рывка. Это простой, как мир, трюк. Люди расслабляются, думают, что ты слаб, и чтобы тебя сдержать, требуется именно такая сила, а потом сильнейший рывок, сопровождаемый донельзя напряженными мышцами, и все пятеро (или сколько их там за спиной было?) разлетаются в стороны, как крысы.
Коди считал до десяти про себя, глубоко вдыхая воздух, не убирая клыков. Его тело гибко прижалось к собственным ногам, и это не доставляло дискомфорта гермафродиту, что ночью был ловким больше, чем человеческий атлет-гимнаст. Спасли ситуацию другие люди, отпершие дверь и позвавшие его по имени. Смешно, безумно смешно. Ха-ха, понял шутку. Конечно, я сейчас встану и, как ни в чем не бывало, пойду. Только десяток людей подниму на своем горбу.
- Пусть эти трусы и слабаки отпустят меня, - холодно проговорил Коди, уже совершенно убедившись в том, что соглашаться на прохождение Испытания было ошибкой. Люди трусливы по природе своей. Эта ситуация была совершенно дурацкой. Ашены вот, например, никогда не нападали на одну антилопу впятером. Это было глупо и, более того, недостойно для того, кто считает себя воином. У людей понятия чести не было точно, только замашки трусливых травоядных – только те, кто жует зелень с земли, собираются в большие стада. И если ашен, оставшись одиноким, выживает вполне свободно, человек, как какой-нибудь глупый мустанг, скорее всего, погибнет быстро и трагично.
Когда руки ослабили хватку, ашен молниеносно оказался на ногах, отталкивая ладони тех, кто не успел убраться подальше. Его темные глаза пылали огнем презрения, гермафродит даже наморщил нос, как человек, выказывая свою брезгливость к окружающим. Травоядные коровы, иначе и не скажешь. Будь воля Коди на этом острове, они давно бы были съедены, все по очереди. Парень вышел за дверь, пристально глядя на вызывающего:
- Надеюсь там, куда мы пойдем, не будет подобных нервных слизняков? – сухо поинтересовался дите Шраув, не лишенный своей первозданной гордости.

Коди был предельно рад покинуть данную комнату, за его спиной продолжались глупые насмешки, что заставляли гермафродита окончательно засомневаться в адекватности и интеллекте людей. Они зазря скалили зубы, отпускали только им понятные шуточки, а сами внутри мочились от страха перед «ночным» ашеном. Люди собирались толпами, вооружались до зубов, чтобы сладить с ним одним – безоружным, почти голым, еще не слишком взрослым существом.
Притом, что шатен не нападал, не вел себя агрессивно, приучив себя к лояльности, снисхождению и равнодушию по отношению к людям. Травоядные добились много в этом мире, и здесь они были хозяевами положения, так почему бы не дать им на секундочку подумать, что они, действительно, высшие существа, если уж «детям» так хочется? Но порою люди как будто не понимали этой ситуации, как будто не видели бомбу замедленного действия в целом множестве ашенов, собранных в этой Красной Зоне.
Люди не хотели думать о том, что будет, если эти звери позабудут свой кочевой образ жизни и объединятся в новое, очень сильное племя, которое теперь-то знает повадки и слабости людей. И ответят тем же – толпой на толпу. Отчего-то Коди казалось, что у людей тогда не останется ни единого шанса, их размажет по стенке кровавым пятном, только автоматы звякнут о каменную землю.
Чуть напряженный и раздраженный такой глупостью и слабостью его «учителей», Коди вышел за другими «человеками», не сопротивляясь. В душе он не сдался, внутри себя он жаждал свободы, возвращению к привычному образу жизни, к семье, которую у него отобрали эти коровы, глядящие на него свысока своими гнусными мордами. Гермафродит никогда не был жестоким или неоправданно злым, даже когда он только-только перешагнул черту портала, шатен быстро понял, что людей убивать нельзя и смирился с этим, получая свою еженедельную порцию крови. Более того! Он делил кров, жил под одной крышей с представителем этой расы. О чем вообще может быть речь? Это и так было недостойно охотника, так в чем же его обвинять?
Шатен сел на предложенный стул, чуть напрягшись, когда его руки и грудь стянули кожаные ремни. При большом желании он бы мог их порвать, но пока причин вырываться не было. У людей в руках не было видно этих страшных иголок, которыми они мучили его при попадании в Красную Зону, не было и оружия. Только странные проводки с липучками, которые они прикрепляли на его тело. Гермафродит смотрел за всем с любопытством, присущим юному существу из другого мира. «Это и есть Испытание? И что? Будет больно? Что это такое?», - вился рой мыслей в голове.
Люди вышли из комнаты, оставив его один на один с этими странными аппаратами, да еще и свет выключили. Ну, хоть что-то приятное сделали! Глаза Коди облегченно вздохнули бы, если бы такое возможно было. Они уже слезились от яркого искусственного света, что был даже ужаснее, чем солнечный. Сейчас очи ашена быстро привыкали к темноте, для этого требовались какие-то секунды, и ночной зверек уже полностью ориентировался в пространстве. Правда, смотреть здесь и правда было не на что – четыре стены и пустота. Но ашен чувствовал себя куда увереннее в темноте, потому что он тут ориентировался, в отличие от двуногих коров.

Вот уж чем-чем, а темнотой и тишиной ашена было не напугать. Коди, напротив, успокаивался, сидя в темной комнате. Конечно, абсолютное беззвучие было непривычно, ведь лес, в котором жил шатен до этого, был преисполнен звуками круглые сутки – шуршание травы, шелест листьев, щебетание птиц, стрекотание насекомых, рычание зверей. Но тут не было никого, поэтому некому было издавать хоть какие-то звуки, и это было правильным и понятным.
Гермафродит расслабился в кресле, продолжая с интересом рассматривать проводки подсоединенные к своему телу. Связанные руки не позволяли ашену наделать глупостей, типа того, что снять одну из липучек, рассматривая ее детально, не только визуально, но и тактильно, что для лесного жителя было большей нормой. Ему хотелось потрогать, понюхать, попробовать на зуб, как простому зверю, больше, чем просто посмотреть или услышать.
А вот когда раздался голос, ашен невольно вздрогнул от неожиданности, вскидывая голову на идущий звук. Маленькая черная сеточка на стене разговаривала. Что же, после телевизора Коди она уже не удивила, наверное, это такое же устройство, как и у него дома, через которое Надзиратель мог общаться с ними – подопечными – прямо из своей бронированной спальной. Гермафродит чуть нахмурился, слушая эти слова, больше всего ему не нравилась фраза о том, что люди все узнают, даже про ложь. Откуда эти травоядные понабрались таких знаний?
- Я понял, - кратко ответил он, оборачиваясь на стену, которая только что была белой, а сейчас засияла яркими красками. Коди проморгался, давая глазам попривыкнуть, а когда мог нормально смотреть на светлое пятно, он распознал статичную картинку с маленькими травоядными животными, подобия которых жили и у них в мире. Маленькие, вкусные, но неуловимые для того, кто привык не к степям, а к лесу с его высокими деревьями и зарослями.
- У нас были такие, - неуверенно произнес ашен, еще не понимая, чего толком от него хотят. Они ведь не настоящие, стоят, как картинка, не двигаются, значит нарисованные. Не пахнут, хотя звуки природы ласкали слух, это звучало так по-родному, - Они водились на равнинах, я туда не ходил. Видел издалека, даже поймать пытался, но они слишком быстро бегают, - пожал плечами как мог гермафродит, - Звуки, как у меня дома почти. Если подходишь к кромке леса, то так и будет звучать.
Больше Коди не знал, что говорить. Что он мог ощущать от вида антилоп? Не живых, только лишь нарисованных. Лишь краткий укол ностальгии по старым добрым временам, где на нем не было дурацкой одежды, и где он мог попытаться снова догнать этих зверей, чтобы полакомиться. И, как будто уловив его мысли, животные ожили и стали пастись, а камера поползла вперед, будто бы он сам полз, припадая к земле. Во рту немного перехватило:
- Мне не нравится, что картинка двигается, - честно признался ашен сразу, - Как будто это я туда иду. А я не хочу туда идти. Там слишком светло, солнце печет. Я не умею красться по низкой траве, - угрюмо добавил гермафродит, - Я нападал с деревьев, - мысли говорить очень просто, особенно, когда рядом никого нет. Будто бы сам с собой диалог ведешь. А картинка продолжала двигаться, все ближе и ближе к таким вкусным особям. У Коди во рту пересохло, он уже чувствовал эти судорожные спазмы маленьких, но сильных мышц, запрятанных в десны. Хотелось отвернуться от экрана, следуя за мыслью о том, что нельзя нападать, по голове получишь. Но сказали ведь – не отворачиваться.
- Я хочу есть, - признался после молчания Коди, облизнув губы, - Я хочу свежей крови. Я хочу их убить. Мне не нравится эта картинка! – воскликнул он, теряя над собой контроль. Картинка замелькала быстро, как будто он ринулся в атаку, подкравшись на минимальное расстояние, и у гермафродита рефлекторно приоткрылся рот, спасая губы от острейших изогнутых клыков, вылезших одновременно снизу и сверху. Он дернулся вперед, но крепкие ремни удержали его. Зубы ныли, им надо было вонзиться во что-то податливое, что брызнет алой жидкостью в разные стороны, а главным образом – в горло.
- Отпустите меня, я не хочу на это смотреть! – Коди ослушался приказа и закрыл глаза, поворачивая голову вбок и прислоняя подбородок к собственной  ключице. Он тяжело дышал, стараясь настроится на другую волну. Внутреннее чутье взвыло зверем, он испугался, что за такое непослушание его могут наказать прямо здесь, пока он привязан к стулу. Поэтому он предпочел не смотреть на то, что будет дальше. Коди старался успокоиться, убрать клыки, но против инстинктов не пойдешь. Это у ашенов было на уровне выделения слюны. Тяжелое дыхание, сильное сердцебиение, Коди сидел вцепившись руками в подлокотники с закрытыми глазами и молчал.

Коди и сам понимал, что Испытание он не прошел. Ведь говорили ему, что надо быть спокойнее, надо сдерживать свою агрессию. Первый этап гермафродит вообще не воспринял, как часть Испытания, ведь там была четкая провокация, а, по мнению воина – это было бы нечестным науськивать специально на ярость. Даже человек бы вспылил, что уж говорить про детей природы, едва выдернутых из леса. А то, что происходило сейчас, явно являлось проверкой на его стойкость, и он провалил ее.
Ашен вздохнул от какой-то безысходности. Он не понимал, как можно вытравить из тебя то, что являлось частью тебя, что взращивалось в душе с младенчества. Ашен без охоты, жующий траву – уже не ашен. Коди искренне считал, что он зачахнет, умрет хотя бы морально, если будет вести скучную человеческую жизнь, где азарт погони заменяет часовое торчание у плиты за приготовлением чего-то омерзительно выглядящего и дурно пахнущего.
Это было грустно… Коди моментально успокоился, не только от своих мыслей, но и темноты, которая так убаюкивающее опустилась на комнату. Так ашен чувствовал себя в своей тарелке, уверенно и не уязвимо. Он поднял голову, некоторое время еще чувствуя сокращение ноющих мышц десен, а потом они расслабились, втягивая зубы обратно в маленькие полости челюсти. Через несколько минут в комнату вошли люди, свет потихоньку, не нервируя чувствительную сетчатку глаза, разгорелся, и эти двуногие травоядные его отвязали.
Попыток напасть Коди не делал, ведь люди не причиняли ему боли, напротив – освобождали от поднадоевших пут. Это существо обязано было быть свободным! Он был рожден для свободы, а не для душных закрытых кабинетов, которые первое время вызывали только приступы удушающей паники. Шатену казалось, что здесь нет воздуха и нечем дышать, а теперь попривык, так как ночевал в одной из подобных закрытых комнат без окон.
Он поднялся со стула, следуя за охранником, не проронив ни слова. Как-то оправдываться, объясняться было бесполезно – это Коди понимал, даже пребывая далеко оторванным от нынешней цивилизации. Не прошел, значит, не прошел… Он вышел на улицу, чувствуя грандиозное облегчение, когда свежие относительно ветерок коснулся его кожи и волос. Можно было вдохнуть полной грудью, пусть и ощущая привкус какой-то гари, которой полнился воздух людей, особенно, когда поток ветра шел со стороны так называемого «города». Вот так подумаешь – и не хочется туда, раз там так сильно воняет какой-то…мерзостью и пылью.
- Дойду, - коротко отозвался гермафродит. Ему было даже лучше, отвязаться от этого человека. Он не маленький, до дома сам в состоянии добраться, тем более ночь на дворе – какая помощь и защита может быть от того, кто сейчас был слабее шатена раза в два точно. Да еще и не видел ничего, о чем свидетельствовали его неуклюжие, но осторожные шаги. Человек смотрел под ноги пристальнее, чем должен был, лучше бы за оружием следил. Поступь Коди же стала легка и совершенно не слышна, он прекрасно ориентировался в темноте, четко видел каждый предмет, как кошка.
Коди пошел в одиночку, чуть медленнее – теперь общество слабака-охранника его не напрягало, и можно было насладиться ночной улицей. Звездами над головой, что светили не так ярко, как в родном мире Коди, но все равно привлекательно. Луна… почему-то одна, но все равно красивая. Ночь гермафродит любил. Не только потому, что это было привычное время для жизнедеятельности, но и потому, что на улицах практически не было людей. Только из бара доносилась музыка…

Мысленно, Коди был уже дома, рассказывал своему соседу по комнате (если тот, конечно, еще не спал) о том, как с ним обходились на Испытании и о том, что тот был совершенно прав, когда отказался проходить оное. Он погрузился в свои мысли достаточно глубоко, но не настолько, чтобы не расслышать ясный вскрик из одной подворотни между домиками. Шатен остановился, всматриваясь в ту сторону. Его поистине кошачье зрение позволяло рассмотреть все до мелочей – каждый кирпичик строения, но вот незадача, звуки доносились из-за стены, а зрением сквозь камень Коди не владел. Посему встал простой вопрос: что делать дальше?
С одной стороны, какое ему было дело до того, что творится в этом убогом и ужасном месте? Каждый день здесь кто-нибудь умирал: то человек, то ашен. Влезешь – сам еще бесславно погибнешь. С другой стороны, что, конечно, маловероятно, это могли быть обезумевшие от своей свободы действий Надзиратели, решившие избить забавы ради ашена. Но на дворе стояла ночь! Это каким нужно было быть бугаем, чтобы побороть существо, двукратно превышающее тебя по силе?
Гермафродит колебался недолго – любопытство пересилило. В конце концов, он мог в любой момент развернуться и уйти незамеченным. Но, чтобы это сделать, нужно было также незаметно подкрасться, что Коди и сделал. Поступь лесного ашена была совершенно не слышна для человеческого уха, не смотря на то, что тот был непривычно для себя одет и даже обут. Небольшая нога делала настолько мягкий «перекат» от пятки к гибким пальцам, что даже камешки не хрустели под подошвой.
Шатен завернул между двумя домами, переходя вообще на цыпочки, ступая только лишь на носочки ботинок, плавно и легонько, становясь будто бы невесомым. Он подошел к краю дома, пригнулся и осторожно выглянул, рассматривая то, что там происходит, чтобы решить ,как вести себя дальше.